Евгений Анисимов - Елизавета Петровна Страница 18

Впрочем, тогда, в 1727 году цесаревна-невеста печалилась недолго. Она стала первой звездой двора императора Петра II. Юный император только что освободился от назойливого гнета Меншикова и вкушал все прелести свободы российского самодержца (Анисимов, 1994, с.151-171). По Москве, куда из неуютного Петербурга в начале 1728 года перебрался двор, разнеслась потрясающая сплетня о романе императора и его красавицы-тетушки. Для сплетни как будто были основания: 18-летняя Елизавета славилась как девица легкомысленная, а 13-летний император поражал наблюдателей своим ростом и телесной крепостью. В компании своего распутного фаворита князя Ивана Долгорукого юный царь уже многое испытал и многое видел. Петр и Елизавета были какое-то время неразлучны. Испанский посланник герцог де Лириа писал в Мадрид: «Больше всех царь доверяет принцессе Елизавете, своей тетке, которая отличается необыкновенной красотой, я думаю, что его расположение к ней имеет весь характер любви». У императора и цесаревны нашлось много общего - оба оказались изрядными прожигателями жизни и без ума любили развлечения: праздники, поездки, танцы и особенно охоту. «Русские, - продолжает де Лириа, - боятся большой власти, которую имеет над царем принцесса Елизавета: ум, красота и честолюбие ее путают всех…» (Лириа, с.32, 34, 118-119).

У автора нет никакого желания выяснять, как далеко зашла нежная семейная дружба тетки и племянника, хотя сплетен вокруг этого сохранилось немало. Пусть Петр и Елизавета останутся в нашей памяти такими, какими их увидел и изобразил на своей картине художник Валентин Серов: два изящных наездника на великолепных конях летят по осеннему полю, и юноша-император догоняет и не может догнать ускользающую от него Диану - красавицу с манящей улыбкой на устах…

Впрочем, дружба эта продолжалась недолго, и вскоре цесаревна разъезжала уже в другой компании. В эти годы Елизавета казалась особенно беспечна и весела. Жизнь, с ее кажущейся в молодости бесконечной вереницей лет, для нее только начиналась. Уже в ранние годы Елизавета, в отличие от сестры Анны, была смелой и не тушевалась в обществе. Голштинский придворный Берхгольц рассказывает в своем дневнике о праздновании Пасхи 1722 года в царской семье, где принимали голштинского герцога Карла-Фридриха. Традиционный обряд целования со словами «Христос воскресе!» - «Воистину воскресе!» шел своим чередом, пока герцог не столкнулся с девицами-дочерьми царя. Екатерина разрешила ему облобызаться с ними. Старшая Анна долго колебалась, а «младшая тотчас же подставила свой розовый ротик для поцелуя» (Берхгольц, с.117).

Елизавета очень рано поняла значение своей необыкновенной красоты, ее завораживающее действие на мужчин и стала истинной и преданной дочерью своего гедонического века с его культом наслаждений и удовольствий. Нега веселья и праздности поглотила цесаревну с головой. Об уровне интересов Елизаветы и ее окружения выразительно говорит письмо ближайшей наперсницы цесаревны, а потом и ее статс-дамы Мавры Шепелевой, посланное из Киля, куда та была отправлена в свите молодой герцогини Голштинской Анны Петровны летом 1727 года[1]: «Матушка-царевна, как принц Орьдов хорош! Истинно, я не думала, чтоб он так хорош был, как мы видим: ростом так велик, как Бутурлин, и так тонок, глаза такия, как у вас цветом и так велики, ресницы черния, брови темнорусия… румянец алой всегда на щеках, зуби белы и хараши, губи всегда алы и хороши, речь и смех - как у покойника Бишова, асанка паходит на осудереву (то есть Петра П. - Е.А.) асанку, ноги тонки, потому что молат; 19 лет, воласы свои носит и воласы по поес, руки паходят очинь на бутурлины. Еще ж данашу: купила я табакерку и персона в ней пахожа на вашо высочество, как вы нагия» (Письма к государыне, с.67-72).

Кроме неизвестных нам лиц и Петра II, в этом письме дважды упомянут Александр Борисович Бутурлин. Этот красавец исполинского роста числился камергером двора Елизаветы и слыл за ее любовника. Верховники - члены Верховного тайного совета, управлявшие страной при малолетнем императоре Петре II, внимательно следили за поведением Елизаветы и, устрашенные слухами о кутежах цесаревны и ее камергера в подмосковной вотчине Елизаветы - Александровской слободе, нашли предлог отправить Бутурлина подальше от Москвы, в армию, стоявшую на Украине. Впрочем, это не особенно огорчило цесаревну. Увлеченная прожиганием жизни, она легко перенесла разлуку с Бутурлиным - вскоре на его месте был уже другой счастливец. Елизавета не поехала даже на похороны любимой сестры Анны, тело которой было осенью 1728 года доставлено русским фрегатом из Киля в Петербург.

Судьба старшей дочери Петра Великого сложилась трагически. Выданная по воле отца за голштинского герцога Карла-Фридриха, Анна страдала в столице Голштинии. Брак ее оказался неудачен. Среди чужих людей дочь Петра Великого чувствовала себя одинокой, муж оказался недостойным такого сокровища каким, по единодушному мнению современников, была Анна («Прекрасная душа в прекрасном теле», - писал о ней ганноверский резидент Вебер). Герцог был слабым человеком, распутником и гулякой. Письма Анны к сестре Елизавете, к императору Петру II полны тоски, слез и жалоб. Но изменить ничего уже было невозможно - разводы в таких браках считались вещью немыслимой. Осенью 1727 года Анна забеременела. Мавра Шепелева писала Елизавете, что в кильском дворце шьют рубашонки и пеленки и что у Анны «в брухе что-то ворошится».

В феврале 1728 года герцогиня родила мальчика, которого назвали Карлом-Петером-Ульрихом. Так появился на свет будущий российский император Петр III. Вскоре после родов у 20-летней Анны Петровны открылась скоротечная чахотка, и она умерла, завещав похоронить ее в Петербурге, возле родителей. Думаю, что Анне, так нежно относившейся к младшей сестре, хотелось, чтобы та приехала на похороны, ведь все детство и юность они были неразлучны. Но осень - время охоты, и Елизавета не нашла двух-трех дней, чтобы домчаться до Петербурга и поклониться праху близкого ей человека. То, что она в это время была здорова, мы знаем точно.

В деревне застали Елизавету и события начала 1730 года, когда заболел и умер Петр II. Накануне датский посланник Вестфален в своем письме предупреждал верховников, что принцесса Елизавета «непременно найдет средства завладеть российским престолом или лично для себя или же для своего племянника», то есть для упомянутого выше Карла-Петера-Ульриха. В ответ, как писал позже Вестфален в Копенгаген, глава верховников князь Д. М. Голицын «присылал ко мне (человека) с уверениями, что ни принцесса Елизавета, ни ее племянник не взойдут на престол» (Дипломатические депеши, с.198, 201).