Наталья Черных - Океан веры. Рассказы о жизни с Богом Страница 18

Очень полезным для меня оказалось посещение с моими детьми Московского Планетария в конце 80-х годов, где читалась лекция с явным неоязыческим подтекстом „Небо в русских сказках“. Там, на примере „Гусей-Лебедей“, разбиралась символика всей сказочной атрибутики и показывалось, как человек поверял свою жизнь небесными знаками, внимательно вглядываясь в расположения звезд. Довольно аргументировано доказывалось, что наш древний предок усмотрел коварных гусей в очертаниях созвездия Лебедь, а защитниками бедолаг Машеньки и Ивашки от происков Бабы-Яги и этих страшно шипящих пернатых явились Млечный Путь — „Молочная речка, кисельные берега“ и звездное небо — „Яблонька“, где звезды являются собственно яблоками. Действительно, астрофизики утверждают, что по форме наша спиралевидная галактика представляет из себя вид обоюдовыпуклой тарелки, где расстояние между противоположными краями этой тарелки значительно превышает расстояние между ее куполами. Таким образом, если находиться где-то ближе к центру этой галактики, то при взгляде в сторону купола будут видны отдельные звезды, вполне ассоциирующиеся с яблоками на ярком ночном небе, а если смотреть в сторону края, то великое количество звезд на огромном расстоянии, проекционно сливаясь друг с другом, образуют видимость туманного пути. Если учесть, что вся наша галактика носит название этого самого пути, который виден с нашей планеты туманной дорогой, являющейся периферией этой звездной системы, а видимое звездное небо — ее куполами, то понятно, что речь идет обо всей вселенной, читай — природе, которая отвечает человеку добром на его внимание и доброделание. Ведь Машенька очень внимательно отнеслась к просьбам этих своих будущих покровителей, несмотря на явную нехватку времени и опасность. И те на обратном пути благосклонно прятали ее и брата от происков коварных птиц.

Таким образом, все видимое нами звездное небо отождествляется в этой русской сказке с яблоней, деревом. Но известно, что древнееврейское словосочетание „добро-и-зло“ являлось идиоматическим и означало „все-на-свете“. То есть древо познания добра и зла, которое росло в райском саду и с которого запрещено было человеку вкушать плод, чтобы не быть причастным злу, является образом всей вселенной. Посреди Эдема росло два дерева, и второе называлось древом жизни, что вполне соотносится с двумя куполами галактики и показывает, что не сама природа является источником зла, а исключительно потребительское отношение к ней „царя природы“. Интересно, что само Священное Писание никак не называет это древо, но уже в наше сознание, воспитанное на основах христианской культуры, прочно вошло соотнесение этого дерева с яблоней. И здесь мы наблюдаем, как две не связанные друг с другом мифологические системы находят общую точку соприкосновения, ибо по нашему разумению исходят из одного корня.

В Россию обычай украшать хвойными ветвями и елью дом в преддверии Нового года пытался ввести Петр Первый, но этот обычай долго не приживался

И теперь мне бы хотелось обратить внимание еще на одну иллюстрацию, связанную со спасительной функцией этого дерева. В балете Чайковского „Щелкунчик“, поставленного по либретто Мариуса Петипа, есть существенное добавление, отсутствующее в самой сказке Гофмана. Основой декорации второй и третьей картин балета является елка. Это очень хорошо подмечено также и в мультипликационном фильме, поставленном на музыку великого русского композитора. После победы над крысиным королем, являющимся образом зла, преисподней, Щелкунчик и Маша садятся в лодку в виде полумесяца (а луна и корабль издревле являются христианскими символами Церкви) и плывут (считайте — по Молочной речке, кисельные берега) к вершине — заветной звезде, где исполняются все детские желания. Только путем небесного восхождения на церковном корабле можно достичь этой звезды. И все радостные танцы этого произведения ассоциируются с детским представлением о сладости рая».

А вот прямое свидетельство из тридцатых годов дочери новомученика, священника Михаила Шика, опубликованное в № 1 за 1997 г (номер по счету 12) «АиО»: «Вообще детство не только не было „ущербным“ из-за неодинаковости со сверстниками, — оно было радостным, полнокровным. Вспоминается, как папа в редкие свободные вечера читал нам, собравшимся в „большой“ комнате за круглым столом под керосиновой лампой „Молния“ или Слово Божие, или что-то из художественной литературы (так была прочитана вся трилогия А. К. Толстого „Иван Грозный“, „Царь Федор Иоаннович“, „Борис Годунов“), а мы рукодельничали, или клеили украшения для елки (тогда елки преследовались как „дореволюционный пережиток“ и игрушки не продавались), или готовили костюмы для очередного домашнего спектакля (я целую зиму вышивала бисером кокошник для царевны Ксении Годуновой, когда мы в 1936 г. в преддверии Пушкинского юбилея ставили „сцену с детьми“ из „Бориса Годунова“. Я вытерпела много насмешек за возню с кокошником, но получила вознаграждение, когда брат Дима, игравший царевича Димитрия, после спектакля сказал: „Я посмотрел — а ты как настоящая царевна“).

Г. М. Манизер. Елочный торг

В этих делах, как и в домашних богослужениях, участвовала и еще одна семья — священника отца Николая Бруни, в то время уже находившегося в концлагере. Там было шестеро детей, и каждому из нас, пятерых, были сверстники».

Ель не зацветает по весне, как вишня или яблоня — дерево, особенное и для кельтов, и для славян. Ель не приносит плодов, как та же яблоня. У нее ничего нет, кроме вечнозеленой хвои и несъедобных шишек. Но, украшенная Славой Господней посредством рук человека, ель превозмогает свое природное естество: она зацветает и плодоносит. Она становится напоминанием — живым напоминанием! — о райском древе. И о расцветшем с Воскресением Христовым Древе Крестном. Певга — одно из названий ели. Певга входила в состав Лотова дерева, состоявшего из трех деревьев, из которого, по велению Первосвященника, был сделан крест для Господа.

Украшая ель к празднику, христианин не участвует в языческой мистерии. Он совершает нечто подобное молитве, свидетельствуя веру в Боговоплощение и Воскресение из мертвых Богочеловека.

II. Во все концы света

Как живут православные в Америке или в Африке? Есть ли храмы на Северном и Южном полюсах? Много ли мы знаем о тех, кто исповедует Христа, но живет на другом континенте? С какими трудностями сталкиваются они, как молятся Богу? Ряд вопросов так велик, что стремится к бесконечности. Некоторые моменты жизни попыталась передать в рассказах этой книги. Старалась писать только о тех, кого знаю и о тех событиях, которые действительно достойны, чтобы их описать. Мне кажется невозможным описывать только то, в чем участвовала — на охоту за сведениями ушла бы жизнь. Но прочитанное и пережитое в такой же мере, как и живые люди, обладает моим временем и моими силами.