Эдуард Филатьев - Главная тайна горлана-главаря. Книга вторая. Вошедший сам Страница 18

«Этот баловень судьбы, получивший от неё блестящие дарования, красивую наружность, благородный характер, был несчастнейший из людей».

Как драматично (и драматургично) сложилась судьба поэта Каннегисера! Но и на неё никаких откликов (ни стихотворных, ни прозаических) Владимир Маяковский не оставил – она не вписывалась в сюжет его «революционной феерии».

А большевистская пресса требовала мести, немедленной, безжалостной и лютой.

Ответ большевикам

«Красная газета» писала:

«Убит Урицкий. На единичный террор наших врагов мы должны ответить массовым террором… За смерть одного нашего борца должны поплатиться жизнью тысячи врагов».

Григорий Зиновьев опубликовал в «Известиях» статью, которая заканчивалась так:

«На контрреволюционный террор против лиц, рабочая революция ответит террором пролетарских масс, направленным против всей буржуазии и её прислужников».

Эти статьи дали прочесть заключённому Леониду Каннегисеру. Он написал на них стихотворный ответ:

«Что в вашем голосе суровом?Одна пустая болтовня.Иль мните вы казённым словомИ вправду испугать меня?

Холодный чай, осьмушка хлеба.Час одиночества и тьмы.Но синее сиянье небаОдело свод моей тюрьмы.

И сладко, сладко в келье теснойУзреть в смирении страстей,Как ясно блещет свет небесныйДуши воскреснувшей моей.

Напевы божьи слух мой ловит,Душа спешит покинуть плоть,И радость вечную готовитМне на руках своих Господь».

В тот же день, 30 августа 1918 года, в Москве на заводе Михельсона было совершено покушение на Владимира Ильича Ульянова-Ленина.

Маяковский об этом событии вспомнит только через шесть лет – в поэме «Владимир Ильич Ленин» он обвинит эсеров в покушении на вождя большевиков:

«Эсер с монархистом / шпионят бессонно —где жалят змеёй, / где рубят с плеча.Ты знаешь / путь / на завод Михельсона?Найдёшь / по крови / из ран Ильича».

Яков Свердлов написал тогда Льву Троцкому:

«На местах признают только три подписи: Ильича, вашу да ещё немножечко мою».

2 сентября Свердлов объявил о необходимости ввести в стране «красный террор». Его исполнителями должны были стать чекисты.

Что за люди работали тогда в ВЧК? О них – Марк Ал данов, по словам которого, в чрезвычайном большевистском ведомстве той поры…

«… вместо Белецкого и Курлова работали копенгагенские и женевские эмигранты. Отдаю должное их молодым талантам, они быстро научились своему ремеслу».

С Павлом Григорьевичем Курловым мы уже знакомы – это он в 1910 году отдал приказ освободить из Бутырской тюрьмы находившегося там под следствием эсдека Владимира Маяковского. В 1918-ом Курлов эмигрировал из страны Советов.

Степан Петрович Белецкий три года (с 1911-го по 1914-ый, после Курлова) возглавлял полицейское ведомство России. Сразу после убийства Урицкого его арестовали как заложника и отправили в Москву где после введения «красного террора» (официально объявленного 5 сентября) расстреляли. Публично. В Петровском парке. В числе восьми десятков других заложников, являвшихся видными государственными деятелями Российской империи. Один из очевидцев той расправы потом рассказывал: «За несколько минут до расстрела Белецкий бросился бежать, но приклады китайцев вогнали его в смертный круг. После расстрела все казнённые были ограблены».

В покушении на жизнь Ульянова-Ленина обвинили 28-летнюю Фанни Ефимовну Каплан (Фейгу Хаимовну Ройтблат). Её арестовали на трамвайной остановке неподалёку от завода Михельсона вскоре после того, как прогремели выстрелы.

Каплан была террористкой с анархистскими убеждениями. В 1906 году из-за внезапного взрыва (от неосторожного обращения с самодельным взрывчатым устройством) она потеряла зрение и почти ослепла. Была приговорена к смертной казни, которую ей заменили (из-за её несовершеннолетия) бессрочной каторгой в Акатуйской каторжной тюрьме. На каторге Каплан познакомилась с эсеркой Марией Спиридоновой и стала исповедовать взгляды социалистов-революционеров.

Из-за проблем со зрением Фанни Каплан никак не могла в кого-то стрелять. Но именно её большевики объявили покушавшейся на жизнь вождя страны Советов. И 3 сентября без суда и следствия её было приказано расстрелять. Приговор привёл в исполнение (в присутствии поэта Демьяна Бедного) комендант Кремля Павел Мальков. Труп расстрелянной затолкали в бочку из-под смолы, облили бензином и сожгли прямо в Кремле.

А на Дальнем Востоке положение стремительно ухудшалось. В середине августа высадившиеся во Владивостоке французские, японские, американские и английские войска двинулись в сторону Читы. 24 августа Хабаровск был объявлен на осадном положении, и на следующий день Пятый чрезвычайный съезд Советов Дальнего Востока принял резолюцию:

«Войска Японии, Соединённых Штатов Америки, Англии и Франции вторглись в пределы Дальнего Востока… Против этих насильников и убийц мы будем бороться всеми силами, имеющимся в нашем распоряжении. Ни одной пяди земли мы не уступим без боя».

Однако сил для отпора у советской власти не было, и съезд Советов Дальнего Востока принял решение: борьбу организованным фронтом прекратить, красноармейские отряды распустить и начать партизанскую войну.

1 сентября поднявшие мятеж чехословаки и отряды атамана Семёнова захватили Читу.

3 сентября на хабаровском вокзале в вагоне поезда, где была оборудована передвижная типография, был отпечатан последний номер «Дальневосточных известий» со словами:

«Мы ещё вернёмся!»

4 сентября японские и американские войска вошли в Хабаровск и передали власть атаману Калмыкову.

18 сентября пал Благовещенск.

Главе дальневосточного совнаркома Александру Краснощёкову пришлось бежать в тайгу и скрываться там. За его голову была назначена крупная сумма золотом. Краснощёкову несколько раз (просто каким-то чудом) удавалось избежать расстрела.

А Петроград в это время…

О тогдашней ситуации в городе – Марк Алданов:

«Петербург в те дни заливался потоками крови. „Революционный террор“ ставил себе очевидной целью навести ужас и оградить от новых покушений драгоценную жизнь Зиновьевых… В одну ночь после гибели Урицкого было расстреляно 500 ни в чём не повинных людей».