Борис Соколов - Три любви Михаила Булгакова Страница 18

Осенью 1919 года Тася уехала к мужу во Владикавказ, где он служил военным врачом в Вооруженных силах Юга России. По ее словам, Булгаков сперва отправился туда один, и лишь потом вызвал ее: «Приехал он во Владикавказ и через неделю-две меня вызвал… Мы ехали через Екатеринослав. Общий вагон, и жрать было нечего. Территорию после Екатеринослава занимал Махно, и вот мы все гадали: проскочим или не проскочим? Ничего, проскочили. Приезжаю во Владикавказ, Михаил меня встретил. Маленький такой городишко, но красиво. Горы так видны… Полно кафе кругом, столики прямо на улице стоят… Народу много – военные ходят, дамы такие расфуфыренные, извозчики на шинах. Ни духов, ни одеколона, ни пудры – все раскупили. Музыка играет… Весело было. Я еще обратила внимание, Михаилу говорю: «Что это всюду бисквит продают?» А он: «Ты что! Это кукурузный хлеб». А я за бисквит приняла: тоже желтый такой. Он начал работать в госпитале. Я пришла туда поесть – голодная как черт приехала, съела две или три котлеты. Так он: «Ты меня конфузишь!» Еще он сказал, что начал печататься там, писать».

Замечу, что махновцы активизировали свои действия в районе Екатеринослава как раз в октябре. И рискну предположить, что поездка во Владикавказ была только одна, во второй половине октября, а отнюдь не в начале сентября, причем Михаил ехал вместе с Тасей. Не такой был человек Булгаков, чтобы заставить любимую женщину ехать к нему в одиночестве через кишащий махновцами юг Украины. Да и сама Татьяна Николаевна невольно проговаривается, говоря: «Мы все гадали: проскочим или не проскочим?» «Мы», а не «я»! А вот фразу: «Ты меня конфузишь!» она вряд ли выдумала. Как видно, к тому времени любовь к Тасе у Михаила начала уже постепенно проходить. К любимой женщине с такими словами не обращаются.

Дальнейшие воспоминания Татьяны Николаевны о жизни Булгакова на Кавказе также заслуживают доверия: «Во владикавказском госпитале Михаил проработал всего несколько дней, и его направили в Грозный, в перевязочный отряд. В Грозном мы пришли в какую-то контору, там нам дали комнату. И вот, надо ехать в этот перевязочный отряд, смотреть. Поехали вместе. Ну, возница, лошадь, и винтовку ему дают, Булгакову, потому что надо полями кукурузными ехать, а в кукурузе ингуши прятались и могли напасть. Приехали, ничего. Он все посмотрел там. Недалеко стрельба слышится. Вечером опять так же. Потом какая-то там врачиха появилась и сказала, что с женой ездить не полагается. Ну, Михаил говорит: «Будешь сидеть в Грозном». И вот, я сидела, ждала его. Думала: убьют или не убьют? Какое-то время так продолжалось, а потом наши попалили там аулы, и все это быстро кончилось. Может, месяц мы были там. Оттуда нас отправили в Беслан».

И опять Т.Н. Лаппа проговаривается. Хорошо известно, что первая булгаковская публикация появилась 13/26 ноября 1919 года в газете «Грозный» (фельетон «Грядущие перспективы»). Сам Булгаков писал об этом в автобиографии 1924 года: «Как-то ночью в 1919 году, глухой осенью, едучи в расхлябанном поезде, при свете свечечки, вставленной в бутылку из-под керосина, написал первый маленький рассказ. В городе, в который затащил меня поезд, отнес рассказ в редакцию газеты. Там его напечатали». Не приходится сомневаться, что свой первый фельетон Булгаков написал сразу после возвращения из похода против мятежных аулов. Татьяна Николаевна же свидетельствует, что в Грозный они с мужем приехали вместе еще до похода в горную Чечню (туда Булгаков жену, конечно же, не взял). Но в этом случае Михаил, будто бы встречая во Владикавказе поезд, только что прибывший из Киева, никак не мог говорить, что уже начал публиковаться в местных газетах.

Дальнейшее пребывание на Кавказе было бедно событиями. В боевых действиях Михаил больше не участвовал. Главной задачей было – достать еду. Тася вспоминала, что в Беслане «мы мало пробыли. Жили в какой-то теплушке прямо на рельсах. Ели одни арбузы, и еще солдаты там кур крали, варили и давали врачу. Потом пришла бумажка ехать во Владикавказ. Мы приехали, и Михаил стал работать в госпитале. Там персонала поубавилось, и поговаривали, что скоро придут красные… Это еще зима 1919-го была. Поселили нас очень плохо: недалеко от госпиталя в Слободке, холодная очень комната, рядом еще комната – большая армянская семья жила. Потом в школе какой-то поселили – громадное пустое здание деревянное, одноэтажное… В общем, неуютно было. Тут мы где-то познакомились с генералом Гавриловым и его женой Ларисой. Михаил, конечно, тут же стал за ней ухаживать. Новый год мы у них встречали, 1920-й. Много офицеров было, много очень пили… «кизлярское» там было, водка или разведенный спирт, не помню я уже. Но на этот раз я не напилась».

Лариса, по признанию Таси, была женщиной симпатичной. И Михаил за ней ухаживал, но так, чтобы муж-генерал не заметил. Потом, по словам Татьяны Николаевны, «генерал куда-то уехал, и она предложила нам жить у них в доме. Дом, правда, не их был. Им сдавал его какой-то казачий генерал. Хороший очень дом, двор кругом был, и решеткой такой обнесен, которая закрывалась. Мне частенько через нее лазать приходилось. И стали мы жить там, в бельэтаже. Михаилу платили жалованье, а на базаре все можно было купить: муку, мясо, селедку… И еще он там в газету писал…»

Тася так описала обстоятельства заболевания Михаила, чуть не сведшего его в могилу: «Зимой 1920 года он съездил в Пятигорск – на сутки. Вернулся: «Кажется, я заболел». Снял рубашку, вижу: насекомое. На другой день – головная боль, температура сорок. Приходил очень хороший местный врач, потом главный врач госпиталя. Он сказал: «Если будем отступать – ему нельзя ехать».

А вот как тифозный бред запечатлен в «Записках на манжетах»: «Ночь плывет. Смоляная. Черная. Сна нет. Лампадка трепетно светит. На улицах где-то далеко стреляют. А мозг горит. Туманится. – Мама! Мама!! Что мы будем делать?!. Ингуши сверкают глазами, скачут на конях. Ящики отбирают. Шум. В луну стреляют. Фельдшерица колет ноги камфарой: третий приступ! – О-о! Что же будет?! Пустите меня! Я пойду, пойду, пойду. – Молчите, Мишенька милый, молчите! После морфия исчезают ингуши. Колышется бархатная ночь. Божественным глазком светит лампадка и поет хрустальным голосом: – Ма-а-ма. Ма-а-ма!»

В письме двоюродному брату К.П. Булгакову от 1 февраля 1921 года Михаил вспоминал: «Весной я заболел возвратным тифом, он приковал меня… Чуть не издох, потом летом опять хворал».

Болезнь не позволила Булгакову отступить вместе с остатками деникинских войск в Грузию. Он остался во Владикавказе и с помощью Юрия Слезкина устроился работать в подотдел искусств. Сестре Наде в апреле 1921 года Михаил сообщал: «Тася со мной. Она служит на выходах в 1-м Советском Владикавказском театре, учится балету».