Александр Беленький - Властелины ринга. Бокс на въезде и выезде Страница 18

Говорят, что у Роя Джонса не было сильных соперников. По-моему, это не так. Просто самые сильные из них выглядели ничем не лучше самых слабых – перед гением все равны, как дети малые. В первой половине девяностых все дрожали перед бывшим уличным торговцем наркотиками, а затем чемпионом мира по версии IBF последовательно в среднем (72,6 кг) и суперсреднем (76,2 кг) весах Джеймсом Тоуни по кличке Туши Свет. Американские журналисты тщательно старались найти в нем хоть что-нибудь хорошее. Наконец нашли: как-то, будучи в небывало хорошем расположении духа, он чуть-чуть улыбнулся ребенку. Тут же был сделан вывод, что что-то человеческое и человечное Тоуни все-таки не чуждо.

Туши Свет был настоящим злобным бесом, не ставшим убийцей только потому, что нашел иной, тоже вполне достойный, способ зарабатывать деньги. Он уже был достаточно опытным профессионалом, но время от времени все же выходил на улицу продавать дурь и отказался от этого бизнеса только тогда, когда стал зарабатывать на ринге намного больше, чем на улице. По его собственным словам, он отказался от своего промысла лишь потому, что это подвергало риску его основной источник дохода. Вот такой милый прагматичный парень.

Но одной природной злобностью на американском ринге никого не удивишь и не напугаешь. Однако Тоуни был еще и выдающимся боксером, нокаутером, обладающим очень приличной техникой и боевым инстинктом. В 1993 и первой половине 1994 годов большинство экспертов ставили его на второе место в списке лучших боксеров во всех весах вслед за Пирнеллом Уитакером, а многие, процентов тридцать, даже отдавали Туши Свету предпочтение. Перед боем с Джонсом, который состоялся 18 ноября 1994 года, Тоуни был фаворитом, пусть и с минимальным отрывом: ставки принимались из расчета 6–5 в его пользу. И это притом, что Рой выступал на профессиональном ринге более пяти лет, почти полтора года был чемпионом мира в среднем весе, и его гений был всем давно очевиден.

Однако вопреки всем ожиданиям на ринге Тоуни выглядел против Джонса абсолютно беспомощным. Рой, не напрягаясь, выигрывал раунд за раундом и, как обычно, даже не ставил себе целью нокаутировать противника. «Мне весело в бою», – любил повторять он, а веселье не сокращают.

В четвертом раунде взбешенный собственным бессилием Тоуни попытался передразнить Джонса. Он неловко спародировал его стойку, опустил руки и тут же оказался на полу. То, что позволено Рою Джонсу, оказалось запрещено и Туши Светам, и Суши Веслам, и Сливай Маслам.

Монтелл Гриффин был хорошим и очень нестандартным боксером. Бой с ним 21 марта 1997 года складывался для Джонса нелегко. Нет, он выигрывал, но без блеска. Гриффин, наделенный почти таким же инстинктивным чувством соперника, как Джонс, боя не принимал. Он заставил Джонса атаковать, на что тот вовсе не настраивался и что ему вообщето не слишком свойственно. Стихия Роя – контратака. Чтобы спровоцировать соперника на атаку, он делает совершенно немыслимые вещи, например добровольно, по собственному почину заходит в угол. А тут нате.

Рой взбесился. Впервые кто-то диктовал ему условия. В седьмом-восьмом раундах он наконец-то приноровился к Гриффину, а в девятом достал его мощным ударом. Гриффина болтануло, но он устоял. Рой бросился его добивать, но Монтелл предусмотрительно встал на одно колено. То ли Джонса взбесил этот трусливый уход от атаки, то ли он просто не сумел остановиться, но он добил Гриффина, за что был дисквалифицирован.

Трудно сказать, почему его поражение вызвало такое озлобление в прессе. Может быть, потому, что Джонс уже столько лет отказывался потакать публике и экспертам. От него ждали нокаутов, а он выходил на ринг веселиться, смеяться над противником и выставлять его идиотом. И вот теперь на него спустили всех собак. Гриффин тоже стал говорить, что был на верном пути к победе, что не соответствовало действительности, и только Рой своими бесчестными действиями помешал ему.

В первый и единственный раз Рой рассвирепел. 7 августа 1997 года он вышел на ринг сам не свой и в первом же раунде послал Гриффина сначала в нокдаун, а потом и в нокаут. «Вы это хотели, вы это получили», – сказал он после боя. Больше довести его до такого состояния никто не смог, и он продолжил веселиться в бою.

1 марта этого года Рой Джонс повеселился на зависть всем – он в одну калитку победил чемпиона мира в тяжелом весе по версии WBA Джона Руиса. Можно сколько угодно говорить, что Руис – далеко не самый сильный тяжеловес и получил свой титул исключительно благодаря интригам своего промоутера Дона Кинга, но факт остается фактом: бывший средневес одолел вполне приличного тяжа, не оставив ему никаких шансов. Вообще-то было бы глупо начинать выступление в тяжелом весе с самого сильного соперника. И вот теперь Рой говорит, что остается в этой весовой категории и хочет встретиться с Холифилдом. Если бы я имел допуск к обкусанному Тайсоном уху Эвандера, то до посинения орал бы в него, чтобы он ни в коем случае не шел на бой с Джонсом. Холифилд – один из самых выдающихся чемпионов в тяжелом весе, но на сорок первом году жизни ему просто нечем побеждать Роя. Тот сделает из него дурака, как делал из всех, а Холифилд, четырехкратный чемпион мира в тяжелом весе, не заслужил такого унижения. Кстати, не кто иной, как Майк Тайсон, битый Холифилдом в первом бою и откусивший ему тот самый кусок уха, чтобы уйти от поражения во втором, хотя он никогда не сознается в этом даже самому себе, недавно провозгласил Эвандера самым мужественным боксером в истории. Так, может быть, Эвандеру и стоит на этом остановиться и не строить из себя напоследок шута горохового. Хотя бы ради истории, которой он уже принадлежит.

Все в том же богатом для меня на события 1998 году мне довелось сидеть в пабе недалеко от Лондона, в графстве Кент, в одной теплой английской компании. Я совсем недавно вспомнил эту встречу совсем не в связи с боксом, а услышав по телевидению искрометное выступление Михаила Задорнова, объявившего английский язык ущербным и годным разве что для общения с компьютером, так как, в частности, в английском существует только один вариант признания в любви – I love you, а вот, например, «впендюриться» по-английски никак не скажешь. Бедный наш сатирик, с его плохим знанием иностранных языков и ущемленным национальным чувством, просто даже не представляет себе, сколькими способами можно по-английски впендюриться и как заковыристо!

Вообще, сам того не зная, Задорнов повторил мнение, которое у нас на английском факультете высказывала самая заядлая двоечница, которой казалось, что все на этом языке могут сказать так же мало, как и она. Особенно нашу двоечницу, косившую под интеллектуалку, как и Задорнова, тревожило отсутствие в английском всяких уменьшительных суффиксов…