Лаврентий Берия - "Берия. С Атомной бомбой мы живем!" Секретній дневник 1945-1953 гг. Страница 18

Сказал ему, будем работать дальше. Главное мы знаем, что это реально, не блеф. И мы уже сами в этом деле соображаем. Плутоний новый готовим, так что не получится с первого раза, получится с второго.

Коба послушал, говорит «Надо бы с первого. Тяжело ждать, а то живешь как семинарист в бурсе, все оглядываться приходится. Надоело»

Я тоже устал, и все устали. Игорь говорит, два-три месяца.

Начинаю думать, а что дальше. Сейчас нам грозят все испепелить, как в Хиросиме. Будет Бомба, с Атомной Бомбой мы живем. А как живем, воевать будем? Нет, теперь воевать нельзя. Если у нас будет много Бомб, да если мы их поставим на ракету до Америки, они не полезут.

Да, наши маршалы не очень обрадуются. Без работы их оставим. Если получится. Но куда мы денемся, получится, может не с первого раза. С третьего точно получится

Ванников и Игорь доложили о результатах совещания в КБ-11. Главное по РДС-1. Подчищают хвосты, к концу июля обещают готовность. Могут не успеть, для Кобы срок называю конец августа не позднее 1 сентября. Пока есть проблемы с аметилом[184], большой нейтронный фон. Игорь говорит, это может сказаться на работоспособности. Ничего не сделаешь, надо доводить до кондиции.

Доведем!

Первухин2 вернулся с Полигона № 2. Доложил мне при Игоре и Ванникове, все будет готово к 15 августа. Впрос (так в тексте. — С.К.), когда докладывать Кобе. Коба скоро принимает американского посла. Уже спрашивал, когда будем взрывать? Говорю — как договорено, не позднее 1 сентября.

Арестован Кузнецов1, по линии Абакумова. Этим делом занимается сам Коба. Сказал, Кузнецов по данным прослушки сволочь.

Не удивился. За много лет мне и допрашивать не надо. Хороший врач без истории болезни и без рентгена сразу видит, чем болеешь. С одного взгляда. У меня глаз наметан, разных видел, и своих, и чужих, и бывших рвоих, и бывших чужих. Всяких. Нутром чуял про Кузнецова, не наш. Вроде и в блокаду работал, а все равно не наш. Себя очень любил. Ну, х…й с ним, у нас дела без него по горло.

Коба принял американского посла, разговор был недолгим. Потом вошел я и почти сразу Анастас. Но я успел сказать Кобе «Все готово». Он понял, сказал «Хорошо, обсудим в Политбюро. А может и не обсудим. Посмотрим».

Подготовили Проэкт Постановления по РДС-1. Отнес Кобе. Посмотрел, почитал, спрашивает: «А если не взорвется?» Я пожал плечами. Он говорит, не буду подписывать. «Постановления должны быть выполнены и мы их всегда выполняли. А это Постановление то ли выполним, то ли нет. Пусть будет Проэкт, вы его принимайте и мне направляйте. А испытывать будем без Постановления»1.

Запись в дневнике Л.П. Берии от 19 августа 1949 года проливает свет на некое странное обстоятельство, относящееся к предыстории первого советского ядерного испытания, а именно — испытание РДС-1 было проведено без формальной, письменно зафиксированной санкции И.В. Сталина.

Проект Постановления СМ СССР «О проведении испытания атомной бомбы» за подписью Председателя Совета Министров СССР И. Сталина был подготовлен в Специальном комитете к 18 августа 1949 года. В тот же день проект был отпечатан в двух экземплярах—№ 1 для Сталина и № 2 для Берии. Однако Сталин свой экземпляр не подписал. И 26 августа — перед отъездом членов Специального комитета на полигон — на заседании Спецкомитета в Кремле был составлен протокол № 85, где говорилось:

«Принять внесенный тт. Ванниковым, Курчатовым и Первухиным проект Постановления Совета Министров Союза ССР «О проведении испытания атомной бомбы» и представить его на утверждение Председателя Совета Министров Союза ССР товарища Сталина И.В.».

Если учесть, что сразу после заседания члены Спецкомитета отправлялись в дальнюю поездку, становится понятно, что представлять принятый проект постановления на подпись Сталину Берия не собирался, и запись в дневнике Л.П. Берии объясняет, почему. Оказывается, Берия уже знал позицию Сталина и имел с ним соответствующую договорённость.

25/VIII-49

Выезжаю в Казахстан. Там все готово, предварительно назначено на 29 августа. Окончательно доложил т-щу Сталину. Он посмотрел, сказал, что не верит он, что у нас что-то получится. Потом спросил, а сам я верю? Твердо ответил, что верю, что все будет хорошо. Он спрашивает: «А если нет?» Тогда я ответил, будем работать дальше.

Ничего не сказал. Рядом сидели Анастас, Георгий, Булганин и Лазарь. Прямо это касается только Булганина. Он молчит. Я тогда говорю: «У нас все готово. Разве что люди Николая Александровича подведут, Полигон за военными, они его называют «Двойка»[185].

Тут Николай Александрович задергался, заворочался и голос подал. Говорит, я уже не министр. Коба не принял, говорит: «Все равно считай твоя епархия. Два года командовал, два дня как сдал»[186]. Тогда Николай тоже заверил, что у них тоже все готово. Хорошо. Хоть какая-то страховка.

Я спрашивал у Игоря Васильевича[187], он уверен или нет? Говорит, уверен, Лаврентий Павлович. Потом смеется, говорит: «А оправдается или нет моя уверенность, не знаю». Ну, раз шутит, значит уверен.

Все! Получилось! А больше и слов нет.

Докладывал товарищу Сталину[188], показали с Булганиным фильм. Видно, что доволен. Сказал, что надо наградить всех как положено.

Распорядился Махневу[189] готовить списки.

Снова как белка в колесе. Уезжал на Полигон с заседания и приехал на новое заседание. По Бюро[190] помогает Георгий. Георгий поздравил с успехом сердечно. Его заслуга тоже большая, так что я ему сказал, что успех общий.

Но все понимают, что если был бы неуспех, отвечал бы один Лаврентий.

День был тяжелым, я там разленился, на свежем воздухе. Надо отдохнуть, к 22.00 должен быть с Первухиным у товарища Сталина.

Коба два раза собирал, чтобы обсудить новую ситуацию[191]. Сказал, что главное мы теперь знаем, Бомба у нас есть. Он может спокойно ехать на юг. Но это не значит, что мы можем успокаиваться. Теперь надо наращивать производство изделий и постараться уменьшить количество плутония и урана в Бомбе.