Сергей Семанов - Макаров Страница 18

Ликовал весь экипаж «Константина», радостно возбуждены были моряки с катеров. Командир поздравил всех с первой победой, поблагодарил. Однако сам-то он был не очень удовлетворен. Как-никак, а вражеский корабль остался на плаву... Вот если бы отправить турка на дно – тут уж победа несомненная и эффектная. Так он и написал в своем рапорте: взрыв, дескать, «не произвел такого действия на судно, от которого броненосец сейчас же пошел бы ко дну». И не преминул сказать «о замечательном спокойствии и хладнокровии, с которым все на пароходе и катерах исполняли свой долг». Слово «долг» Макаров особенно любил...

Рапорт этот не только лаконично и точно рассказывает об атаке в Сулине, но и выразительно характеризует самого Макарова. Здесь нет ни малейшего преувеличения, которым так часто невольно (а порой и вольно) грешат сообщения с поля боя от его непосредственных участников: броненосец «сейчас же» не пошел ко дну – вот пока единственно реальный факт. Далее командир «Константина» весьма высоко отзывается о действиях своих подчиненных, но нигде ни слова не говорит о себе... И тем не менее победа одержана была, и несомненная.

С тех пор флот Турции уже не покидало паническое настроение. В самом деле, грозные броненосцы, стоящие на охраняемой базе, подвергаются опаснейшим ударам противника! И какого противника? У которого всего лишь несколько слабеньких катеров, действующих к тому же вдали от своих портов и буквально под носом у сильнейшей неприятельской эскадры. Боевая активность турецкого военного флота резко снизилась, моральный дух личного состава упал. Успех сулинского рейда был полный, именно так его и расценивали в русском флоте и армии.

Главный командир Черноморского флота адмирал Н. А. Аркас писал в Петербург: «...Считаю своим долгом отнестись с похвалою о молодецком деле парохода „Великий князь Константин“ с 6 миноносными катерами, доказывающем существование среди моряков той отваги, соединенной с хладнокровною распорядительностью и готовностью к самопожертвованию, которая всегда была присуща нашему флоту... Все это служит доказательством, что геройский дух русского флота, передаваясь преемственно, служит нашей лучшей силою».

Участники смелого дела были награждены. Первой боевой наградой Макарова стал орден святого Владимира 4-й степени с мечами и бантом7.

Зная о подавляющем превосходстве своего военного флота над русским, турки считали, что их торговые суда, ходившие вдоль южных берегов Черного моря, находятся в полной безопасности. Морским путем осуществлялась значительная часть снабжения турецкой армии на Балканах и на Кавказе. Но Макаров вновь продемонстрировал, что в морской войне нет непреодолимых рубежей. 8 июня «Константин» неожиданно появился у берегов Анатолии (северо-западная часть Малой Азии), в непосредственной близости от столицы и главной морской базы Турции – Константинополя. В открытом море Макаров остановил английское судно (Англия оказывала помощь Турции в войне против России), приказал обыскать его и, не обнаружив военных грузов, отпустил. Вслед за тем «Константин» с помощью тех же минных катеров уничтожил в гаванях четыре турецких парусных корабля с грузом, причем команды их были отпущены на берег.

После этого Макаров взял обратный курс на Севастополь. Свое решение объяснял следующим образом: «Продолжая идти далее, я мог бы утопить еще много других купеческих судов, стоящих у анатолийского берега, но полагал, что цель потопления купеческих судов есть прекращение торговли, и так как потопление 4 судов наведет панику я прекратит парусное плавание вдоль берега, то не было побудительных причин, чтобы подвергать дальнейшему истреблению частную собственность». Как видно, Макарова не соблазняли легкие победы над турецкими парусниками, возившими вдоль побережья рыбу, табак и фрукты. Ну в самом деле, много ли чести для боевого моряка спалить несколько маленьких неуклюжих парусников? Нет уж, увольте от этаких подвигов...

Конечно, упирая в рапорте на свое уважение к «частной собственности», Макаров немножко хитрил, и хитрил наивно. То был лишь простоватый камуфляж для высшего начальства: как-никак он жил в обществе, где и «частную», и всякую иную собственность уважали очень серьезно. (Кстати говоря, у Макарова в течение всей его жизни не наблюдалось особенной любви ни к частной и ни к какой другой собственности вообще. Даже в зрелые годы, когда он стал адмиралом, занимал крупные посты, получал премии и литературные гонорары, даже тогда никакой тяги к накопительству за ним не обнаруживалось.)

Причины, по которым Макаров не хотел воевать с турецкими «купцами», лежали в другом. Прежде всего, он яростно желал сражаться, хотел проявить на деле свою отвагу и командирский талант, наконец, показать всем эффективность своих тактических идей. Ясно, что это желание немного весило на весах войны, и командир «Константина» получил даже что-то вроде замечания от начальства за стремление самому избирать способ военных действий. С высшей точки зрения замечание это следует признать вполне оправданным. Но не будем забывать, что лейтенанту Макарову было только двадцать семь лет. И он рвался в бой. Ну а стремление молодого офицера участвовать в самых опасных предприятиях нельзя не одобрить. Вот почему начальство не слишком гневалось на нетерпеливого лейтенанта...

Впрочем, существовала я другая причина, по которой Макарову была не по душе охота за торговыми судами, я здесь он обнаружил зачатки весьма зрелой мудрости. По тогдашним правилам ведения войны за каждое плененное и приведенное в свой порт судно противника полагались так называемые «призовые деньги», то есть часть захваченных трофеев как бы шла в пользу моряков. Правила эти остались еще от пиратских времен. В России подобная система никогда не имела широкого распространения, но случаи выплаты «призовых денег» бывали. А вот все, что связано с коммерцией, со всякого рода гешефтмахерством, было чуждо Макарову. Он не только не попытался привести захваченные парусники в Севастополь, что было совсем нетрудно, и иные так я поступали, он по самой сути своей натуры не хотел заниматься ничем подобным. Безусловно, что уже тогда он понимал развращающее влияние наживы на личность военного человека. Позже Макаров написал (основываясь, помимо прочего, и на личных впечатлениях): «Я считаю, что от призовых денег командиры не будут ни хитрее, ни искуснее, ни предприимчивее. Тот, на кого в военное время могут влиять деньги, не достоин чести носить морской мундир». Слова эти столь выразительны, что ни в каких пояснениях не нуждаются. Неизвестно, говорил ли так Макаров в 1877 году, но что он поступал в точном соответствии с этими словами, несомненно.