Дмитрий Струков - Столыпин. На пути к великой России Страница 18

Как отец большого семейства, Петр Аркадьевич взваливает на себя целый груз хозяйственных и бытовых забот: покупает одежду дочерям, подыскивает гувернантку-англичанку – такую, чтобы была кроткая и не белоручка, умная и добрая. Поиск оказался не из легких, потратили много времени и сил. Насколько это было волнительным, свидетельствуют нелестные названия, которыми он характеризовал в письмах к супруге отвергнутые кандидатуры: «злючка», «дура», «глупая индюшка», «стервоска»[153].

Не упускал из виду заботливый отец и духовное здоровье своих детей и прежде всего такой важный в спасении детской души вопрос, как подбор опытного духовника для уже подросших дочерей. «Насчет священника для Наташи и Елены, – обещает он жене, – переговорю с архиереем»[154].

Желая создать комфорт и уют домочадцам, глава семьи лично готовит новое жилище к их переезду: нанимает рабочих, подбирает мебель, ежедневно контролирует ремонтные работы. Может, в этом и не было бы ничего особенного, если не помнить, что Столыпин в то время был губернатором Саратовской губернии, в которой уже полыхал революционный пожар.

Петр Аркадьевич видел в жене не только хорошую мать и любящую женщину, но и бесценного помощника, сердечного и мудрого друга, готового в трудную минуту дать дельный совет в решении домашних, а иногда и государственных дел. После назначения на пост министра внутренних дел Петр Аркадьевич напишет Ольге Борисовне такие строки: «Поддержкой, помощью моей будешь ты, моя обожаемая, моя вечно дорогая. Все сокровища любви, которые ты отдала мне, сохранили меня до 44 лет верующим в добро и людей. Ты чистая, ты мой ангел-хранитель»[155].

В начале своей министерской деятельности Столыпин работал очень напряженно, приходилось трудиться и по ночам. Почти каждую ночь он принимал у себя дома начальника столичного охранного отделения полковника А.В. Герасимова, и Ольга Борисовна, желая знать все о намерениях террористов, угрожавших ее семье и мужу, присутствовала на этих встречах[156].

Перед прочтением Столыпиным правительственной декларации во второй Думе Ольга Борисовна приехала к другу семьи епископу Евлогию с просьбой помолиться за успех выступления, добавив: «Я тоже буду в Думе мысленно за него молиться, мне будет легче, если я буду знать, что и вы молитесь за него в эти минуты»[157].

В тяжелые годы Первой мировой войны после переезда царя в Ставку, приведшего к ослаблению его контроля над гражданским управлением, Николай также обращается за помощью к жене. «Подумай, женушка моя, – писал он в 1915 г., – не прийти ли тебе на помощь к муженьку, когда он отсутствует? Какая жалость, что ты не исполняла этой обязанности давно уже или хотя бы во время войны!»[158] В конце того же года, когда удалось остановить отступление и стабилизировать фронт, царь напишет супруге: «Право не знаю, как бы Я выдержал все это, если Богу не было угодно дать Мне Тебя в жены и друзья!»[159]

К сожалению, тогдашняя либеральная публика не могла взглянуть на эти отношения чисто по-человечески. Зато сколько появилось вздорных выдумок и фантазий, начиная с «влияния темных сил» и заканчивая «слабостью» Николая, его зависимостью от «деспотичной» царицы. Доставалось и Столыпину, возник даже миф о властолюбии Ольги Борисовны и зависти к ней царицы[160]. Мотивы таких инсинуаций могли быть разными – от откровенного желания любыми способами опорочить государя до обычной зависти салонных кокеток, распространявших подобного рода сплетни.

Семейная переписка Николая и Александры – задушевный разговор двух любящих людей, разговор интимный и сокровенный. В попытках с ее помощью приоткрыть завесу человеческой души следует быть крайне осторожными. Если у исследователя существует определенное предубеждение против женской половины рода человеческого, если у него нет ни малейших представлений о нравственных основах супружества, то он и найдет то, что искал: дружеский совет или острое эмоциональное переживание поймет превратно – как женский приказ и диктат. А между тем в нормальной семье должно быть взаимопонимание, должна быть возможность излить супругу свою душевную и головную боль. В этом одно из назначений христианского брака. «Носите бремена друг друга, и таким образом исполните закон Христов» (Гал. 6, 2). «Ты, дружок, слушайся моих слов, – писала Александра Федоровна на фронт мужу. – Это не моя мудрость, а особый инстинкт, данный мне Богом помимо меня, чтобы помогать тебе»[161].

В аристократических семьях Западной Европы и России принято было заниматься делами благотворительности и милосердия. Жены губернаторов и министров, богатых землевладельцев и купцов часто помогали своим супругам решать наболевшие социальные вопросы. Русские царицы смогли придать этой частной благотворительности общегосударственный размах. Благодаря их стараниям в России возникло своего рода министерство милосердия, входившее в состав Собственной Его Величества Канцелярии и с каждым десятилетием игравшее все большую роль в решении социальных проблем. Министрами этого неофициального ведомства являлись русские императрицы. Для Александры же Федоровны с ее обостренным христианским чувством долга и ответственности дела милосердия стали вопросом личного спасения. Она старалась наполнить свою жизнь вниманием к слабому человеку. В этом вопросе царица порой позволяет себе даже оказывать давление на правительство. Так, в разговоре со Столыпиным Александра Федоровна не переставала настаивать на скорейшем открытии новых богадельных учреждений. Эта горячность императрицы вызвала некоторую досаду премьера: правительство, и без того работавшее на грани возможного, должно было как-то реагировать на социальные запросы первой леди страны, не имея при этом под рукой ни соответствующих организационных кадров, ни финансового обеспечения.

Однако само желание царицы оказать помощь бездомным, сирым и больным свидетельствует о широте ее сострадательной души. Сердце ее стремилось вместить всех нуждающихся и обремененных, хотя сил на всех не хватало. Забота о собственных детях, особенно о болящем Алексее, не позволяла ей до конца продумать благотворительные идеи. Когда же речь шла о конкретных, адресных делах милосердия, государыня проявляла себя как отличный организатор. «Она прекрасно справилась с формированием санитарных поездов, постройкой центров реабилитации и госпиталей, – отмечает в своих воспоминаниях А.А. Мосолов. – В решении таких задач она собирала вокруг себя людей способных и энергичных»[162]. Когда летом 1914 г. началась мировая война, по ее распоряжению все придворные автомобили и экипажи были отданы на перевозку раненых. Цветы из царских оранжерей, изделия придворных поваров и кондитеров – все отправлялось раненым. Как заявила царица лейб-медику Е.С. Боткину, «пока идет война, она ни Себе, ни Дочери не сошьет ни одного нового платья, кроме форм сестры милосердия»[163]. «Вместе со старшими дочерьми Александра Федоровна окончила фельдшерские курсы и начала работать сестрой милосердия в Царскосельском госпитале. Вместе с Ней были Ольга и Татьяна. […] Это – беспрецедентное событие не только в русской, но и мировой истории»[164], о котором легко сейчас «забывают», уделяя сплетнями о царице тысячи страниц.