Дети-эмигранты. Живые голоса первой русской волны эмиграции 1918-1924 - Коллектив авторов Страница 18

Но мы имеем в сочинениях не только материал для суждений об этом, но и сами суждения, – ответ самих детей, юношей и девушек, на эти вопросы. С ними и придется теперь ознакомиться.

Тема, данная детям – воспоминания о прошлом, – создавала для них необходимость больше говорить об этом прошлом, чем о настоящем их состоянии. Поэтому все дальнейшие выводы, схемы, деления, попытки условны, грубы и относительны. Только с этой оговоркой они могут предлагаться. Говорить о типах детей на основании только их сочинений было бы неосторожно. Отметим, кстати, что один из авторов сомневается в возможности вообще что-нибудь сказать об авторах по их воспоминаниям и иронически пишет:

«В то время, как я пишу, у нас идут разговоры об этом сочинении, и, конечно, все они разные. Но одно остановило мое внимание. Будто ученые хотят составить понятие о психологии юношества, какой отпечаток оставила на нем революция, как оно ее переживало и что можно ожидать от этой молодежи в будущем. Знаете, я вообще ученых уважаю, они в огромном большинстве люди хорошие, но я не понимаю, каким образом им взбрело на ум составлять понятие о психологии юношества по сочинениям, которые пишутся два часа, да к тому же с улыбочкой».

Уже предыдущее показало, как мало «улыбок» в сочинениях. Дальнейшее покажет, прав ли юный скептик и по существу.

Начнем с внешнего разделения всех авторов воспоминаний на группы, хотя и вне зависимости от происхождения, пола, учебного заведения и т. д. и т. д., о чем мы говорили раньше. Все авторы могут быть, во‐первых, поделены на две группы: дети эмигрантов и дети-эмигранты, слышавшие о России и помнящие ее. Критерий, положенный в основу этого деления, в сущности, только кажется внешним, если вспомнить, что значит для детей «помнить о России». Вместе с тем мы можем разделить вторую группу на свидетелей – младших и участников событий – старших. Ввиду неполноты сведений о возрасте детей по классам эти группы можно распределить так: первая – младший и старший приготовительные и половина 1-го класса; средняя группа – вторая половина 1-го класса, 2-й, 3-й и часть 4-го; и третья – все остальные. Первая группа самая малочисленная, вторая – средняя, и по классам, и по числу авторов, и третья – самая многочисленная [40].

Первая группа

Ее мы можем только отметить как таковую соответственными самохарактеристиками детей, иногда целым «сочинением» в несколько строк; более длинные говорят почти исключительно о жизни в эмиграции, большего сказать о ней мы не решаемся. Это – если годы эмиграции продлятся – наша будущая учащаяся молодежь средней школы. Вот их свидетельства.

«Мои воспоминания о последних годах жизни в России.

Я был на острове, потом я уехал в город Новый Сад, а на острове я видел медузы. Я больше ничего не помню» [41].

«Когда мы пришли на пристань, чтобы уехать в Сербию, я увидел большой пароход».

«Воспоминаний о моей жизни в Одессе (где я жил ребенком) у меня не сохранилось никаких».

«Я не помню совсем, как мы ехали на волах».

«Через некоторое время мы сели, не помню, на какой пароход, мы сначала ехали в трюме, а потом мы перешли в кают-компанию, там было хорошо, там было много детей, потом заболел и мой брат и мамочка. Мы приехали в какой-то город, я не помню, как он называется, и я там заболела, не помню, какой болезнью. Я больше ничего не помню».

«Итак, мы через неделю были дома (!) – в Сербии».

«Я помню мало, потому что я был мал».

«Россию я помню только по рассказам родителей».

Очень характерно, что, в то время как сочинения старших часто оканчиваются описанием эвакуации, сочинения младших с нее начинаются. Это соответствует их характеристике как не эмигрантов, а лишь детей, родители которых эмигрировали. Дети этой группы, у которых остались лишь неясные и туманные обрывки каких-то воспоминаний о родине, как будто чувствуют несоответствие заголовка сочинения с содержанием их «воспоминаний о России», и потому так часты у них эти грустно-недоуменные и как будто извиняющиеся окончания: «я больше ничего не помню», «я был мал» и т. д. Есть, однако, и такие, для которых «дома» – это уже не Россия… а Сербия.

Вторая группа в смысле материала для дачи типических характеристик – наиболее благодарная. Относительно третьей, самой многочисленной, для школы самой трудной («доучивающиеся»), могущей оставить среднюю школу окончательно лишь через 4–5 лет, – говорить о типах внутри ее можно лишь условно и не останавливаясь на этом преимущественно. Характеризуя ее всю, дать типы детей, все же их не видя и не слыша – конечно, не широким определением свидетелей, а много более узким, но и глубоким – участников событий, мы главным образом и остановимся на этом моменте, не только по отсутствию места для других указаний, но и потому что этот момент является основным в смысле выпуклого свидетельства о том, что отличает этих юношей и девушек от их сверстников в нормальное время. Относительно многих участие это заключалось в нахождении в рядах различных антибольшевистских армий, что, как уже говорилось, не охватывает всех его видов. И если, говоря о третьей группе, в конечном счете мы будем говорить по вопросу о притупленности или, наоборот, обнаженности, обостренности, и психической и моральной, современной молодежи, то для второй средней группы этот момент будет лишь одним в ряде других. Этим моментом обе группы значительно сближаются [42]. И свидетели, и участники – это те, кто во всяком случае затронуты событиями. И потому, прежде чем перейти к характеристике второй группы, необходимо отметить одно сочинение-уникум, прекрасно написанное, принадлежащее юноше, увлеченному естественными науками, который утверждает, что события кровавых лет его нисколько не коснулись. Ни революции, ни гражданской войны он не заметил. То, что из 2000 (приходящихся на вторую и третью группы) сочинений только одно говорит о незатронутости, – является разительным. Вот выдержки из него:

«Весь период гражданской войны я находился в Персии… Время было беспокойное… Первоначально незнакомая и чуждая обстановка сбила и спутала меня; но вскоре я привык… Еще в Персии я заинтересовался естествознанием, находясь под сильным влиянием окружающей, подчас действительно волшебной природы».

Затем мальчик переезжает в большой университетский город:

«В N я сразу же попал под влияние X, получившего задание основать Z отделение музея в N. Заметив во мне большой интерес к естественным