Алексей Щербаков - Наполеон. Как стать великим Страница 18

А вот на самостоятельные действия Бертье не был способен в принципе. Не получалось у него командовать! Можно сказать, что в тогдашнем военном мире он был «лучшим из вторых». Бонапарт это знал и никогда не пытался продвигать Бертье в маршалы. Символично, что умер Бертье в 1815 году — в год окончательного падения Наполеона.

А вот еще одна «пружина» армейской и политической машины Наполеона — Антуан-Мари Лавалетт. Он был одним из наполеоновских адъютантов. Иногда эту должность полагают чуть ли не «лакейской». Особенно в среде боевых офицеров. Расфранченный «адъютантик», который путается под ногами — ходячий образ в художественной литературе. Между тем это не совсем так. Конечно, адъютант — это не командир батальона, который ходит под пулями. Но для полководца хорошие адъютанты — люди очень нужные. Они — те, кому он верит безусловно. Адъютант должен уметь быстро разобраться в ситуации — военной и политической — и точно доложить. Ведь в гуще сражения кто-нибудь из подчиненных может, к примеру увлечься и докладывать: «Ура, мы ломим! Дайте еще подкреплений — и будет победа». Так было, к примеру, под Бородино. Ней был уверен: еще немного — и он сломит русских. А было все совсем не так. Вот адъютант и должен разобраться: что и как. Лавалетт был именно из таких людей.

Приведу кстати из жизни Лавалетта занятный эпизод, который вполне подойдет для авантюрного романа. Во время «Ста дней» Наполеона Лавалетт перешел на его сторону. После того, как все кончилось, вернувшиеся Бурбоны стали разбираться с «изменниками». «Под раздачу» попал и Лавалетт. Адъютанта императора посадили за решетку. Ему светила «вышка». Из попыток добиться помилования ничего не вышло. За день до казни к нему допустили на свидание жену — Эмилию Богарне, племянницу Жозефины. Через некоторое время она вышла, закрыв лицо, опустив голову и сгорбившись, спотыкаясь на каждом шагу… И ушла. Как вы, наверное, уже догадались, когда утром пришли за арестованным, — поняли, что казнь отменяется. Потому что в камере находилась Эмилия Богарне. А Лавалетт прямым ходом двинул в Америку.

Вот такую команду подобрал в итальянском походе Наполеон. Все они были с ним до конца. До своего или императорского.

В итальянском походе проявилась еще одна черта Наполеона — абсолютно наплевательски относиться к международному праву. Конечно, это право во все времена являлось фиговым листком. Любые договоры всегда и везде нарушаются, когда это кому-то становится выгодным. Но Наполеон даже не делал и вида, что воспринимает всю эту гуманитарную канитель всерьез. Не придумывал никаких оправданий. Или почти не придумывал. Так, в Италии, как и потом в других войнах, он не обращал ровно никакого внимания на такую «мелочь», как нейтралитет тех или иных государств. К примеру, Тоскана была нейтральной. Ну, и что с того? Нужно ему было занять это герцогство — он его и занял.[4] И даже не пытался обосновать свое хулиганское поведение. Когда в том же походе требовалось занять Венецианскую республику, он нашел замечательный повод: на ее территории найден убитым один французский солдат. Как сказал много лет спустя мудрый китаец Мао Цзэдун, «винтовка рождает власть». И попробуй, поспорь с этим. Особенно, если у тебя нет винтовки.

Двигаясь по Италии, занимая города и области, Наполеон по мере сил воплощал в жизнь свой принцип: война должна сама себя кормить. Он и его маршалы со спокойной совестью брали в захваченных городах все, что считали нужным. Не только припасы и воинское снаряжение. А вообще — все, на что падал взгляд. Включая произведения искусства. Вообще-то это называется «грабеж». Но с другой стороны, так уж повелось издревле. Только к концу XVIII века этот увлекательный процесс стал прикрываться разными словами вроде «контрибуций» и прочими словесными фиговыми листочками. А Наполеону прикрываться было некогда. Он просто и честно грабил.

Население относилось к этому по-разному. Иногда пыталось возмущаться. Так, в городе Луго местные жители убили нескольких особо обнаглевших французских драгун. Наполеон отреагировал на это сурово. Город был отдан на разграбление, все жители, подозревавшиеся в нелояльности, были перебиты. Но обычно все проходило мирно. Большей частью — никак. Наполеон, прямо скажем, не особо лестно оценивал жителей завоеванной страны: «дряблый, суеверный, трусливый, увертливый народ». В это же время он выработал свои основные правила поведения в оккупированных землях: ненужных жестокостей не допускать, а любое сопротивление подавлять без пощады. Это прекрасно работало в «цивилизованной» Европе. Но вот в более «крепких» землях такое не прошло. В Испании и России эти методы с треском провалились…

Особенный размах увлекательное дело экспроприации приобрело в Папской области. Напомню, что тогда римский Папа был не только главой Католической церкви, но и светским государем. Формально он им и теперь является (Ватикан считается независимой территорией), но тогда это было всерьез. Папская область занимала довольно обширные (по итальянским меркам) и богатые (по любым меркам) земли.

Папа, по понятным причинам, являлся одним из самых яростных противников французской революции. Еще бы! После того, что творили в новой Франции со священниками, трудно представить, чтобы он стал бы относиться к этой стране как-то иначе. В общем, Понтифик изо всех сил поддерживал австрийцев. И это ему вышло сильно боком. Войска Наполеона вторглись в Папскую область. Разбитые войска папы драпали так быстро, что французы просто не могли за ними угнаться. А в городах ребята Наполеона бодро экспроприировали ценности и произведения искусства. В общем, Папа запросил пардону. На тот раз он отделался сравнительно легко. Его территорию здорово обкорнали, а закрома изрядно почистили. Но он все-таки остался светским государем. До поры до времени. Наполеон сохранил ему власть и из чисто политических соображений. Сам он в почтении к церкви никогда замечен не был. Но Наполеон помнил уроки Вандеи. Лозунг восставших крестьян был — «защита веры». Пусть Бонапарт и не слишком уважал итальянцев, но все-таки…

Были еще сражения, и были еще походы по итальянской земле. В конце концов примерно половина Италии оказалась под властью Бонапарта.

Нельзя сказать, что Наполеон вел себя как обычный захватчик. На занятых землях он во многом повторял то, что до него во Франции уже проделали революционеры. Например, ликвидировал феодальные порядки, которые население уже изрядно достали. Поэтому жители порой возмущались, а порой и встречали его цветами. Раз на раз не приходился.

Некоторые европейские романтики, сочувствовавшие идеям французской революции (а таких было множество, как и в XX веке сочувствовавших большевикам) все еще думали, что он несет Италии «свободу, равенство и братство». Но Наполеон мыслил куда более конкретно. Так, во время переговоров с австрийцами Бонапарт заявил, что рассматривает Средиземное море как французское. То есть Италия теперь «могла отдыхать».