Владимир Ленин (Ульянов) - Полное собрание сочинений. Том 38. Март-июнь 1919 Страница 18

И революционное насилие в Германии одержало победу тогда, когда многомесячное развитие борьбы подточило в этой стране империализм, и то же самое теперь повторяется до известной степени – до известной степени, а не полностью – по отношению к странам Согласия.

Один американец, который наблюдал происходящее в западноевропейских странах очень внимательно, непосредственно, никоим образом не предвзято, говорил мне недавно: «Франции предстоит, несомненно, величайшее разочарование, крах иллюзий; французов кормят обещаниями – вы, мол, победили». Старые патриотические чувства всего французского народа, озлобление на то, как их раздавили в 70-м году, бешеное возмущение тем, как страна за четыре года войны обезлюдела, обескровлена, изнемогает – все это буржуазия использует, чтобы направить по руслу шовинизма: «Мы победили немцев, у нас будут полные карманы, и мы отдохнем». Но трезвый, по-купцовски смотрящий на вещи американец говорит: «Немец не заплатит, потому что ему платить не из чего».

Оттого-то французский народ и кормят обещаниями и сказками, что вот-вот наступит мир, окончательная победа. Но мир – это крах всех надежд на то, что можно из этого кровавого болота вылезти хоть сколько-нибудь живыми, с поломанными руками и ногами, но живыми. Вылезти из этого мира при старом капитализме нельзя, потому что накопилась такая лавина капиталистических долгов, такая глыба разорений во всем капиталистическом мире, причиненных войной, что нельзя вылезти, не свергнув самой лавины.

Даже те, кто не являются революционерами и в революцию не верят и боятся революции, теоретически все же ее обсуждают и будут принуждены ходом событий, последствиями империалистской войны убедиться, что другого выхода нет, кроме революции.

Повторяю, меня особенно поразила оценка положения, сделанная американцем с точки зрения купца, который, конечно, теорией классовой борьбы не занимается и искренне считает это вздором, но который интересуется миллионами и миллиардами и, умея считать, спрашивает: заплатят или не заплатят? – и отвечает, опять-таки с точки зрения совершенно делового коммерческого расчета: «Заплатить не из чего! И даже 20 копеек за рубль не получишь!».

Вот положение, при котором во всех странах Согласия мы видим громаднейшее и повсеместное брожение на почве симпатий рабочих к советской форме.

Например, в Париже толпа, – самая чуткая, может быть, из всех народных собраний других стран, потому что в Париже она прошла большую школу, проделала ряд революций, – там толпа, самая отзывчивая, которая не позволит оратору взять фальшивую ноту, теперь обрывает тех, кто смеет говорить против большевизма; а всего несколько месяцев тому назад нельзя было и заикнуться перед парижской толпой за большевизм, не встретив насмешливых отзывов этой же толпы.

В Париже, между тем, буржуазия всю свою систему лжи, клеветы, обмана пускает в ход против большевизма. Но мы уже знаем, что это значит, когда в 1917 году мы, большевики, переживали травлю всей буржуазной печати. У нас господа буржуа немножко просчитались и пересолили, думая, что большевиков они затягивают в сетях лжи и клеветы; да так пересолили, переборщили в своих нападках, что дали нам даровую рекламу и заставили самых отсталых рабочих думать: «Если большевиков так ругают капиталисты, то, значит, эти большевики умеют с капиталистами бороться!».

Вот почему та политика, которую нам пришлось вести в течение Брестского мира, самого зверского, насильнического, унизительного, оказалась политикой единственно правильной.

И я думаю, что не бесполезно вспомнить об этой политике еще раз теперь, когда похожим становится положение по отношению к странам Согласия, когда они все так же полны бешеного желания свалить на Россию свои долги, нищету, разорение, ограбить, задавить Россию, чтобы отвлечь от себя растущее возмущение своих трудящихся масс.

Смотря трезво на вещи, мы вынуждены совершенно ясно сказать себе, если мы не хотим морочить головы себе и другим, – а это вредное занятие для революционера, – мы должны сказать, что Антанта сильнее нас, с точки зрения военной силы. Но если мы возьмем дело в его развитии, то скажем также с полной отчетливостью и убеждением, которое основано не только на наших революционных воззрениях, а и на опыте, что это могущество стран Согласия – не надолго; они стоят накануне громадного перелома в настроении своих масс.

Они и французских и английских рабочих накормили обещаниями: «Мы весь мир дограбим, а тогда ты будешь сыт». Вот что кричит вся буржуазная пресса, вбивая все это в голову неразвитых масс.

Через несколько месяцев они, положим, заключат мир, если не подерутся тут же между собою, на что имеется целый ряд серьезнейших признаков. Но если им удастся, не вцепившись друг другу в волосы и в глотку, заключить мир, то этот мир будет началом краха немедленного, потому что заплатить по этим неслыханным долгам и помочь отчаянному разорению, когда во Франции производство пшеницы уменьшилось больше чем вдвое, а голод стучится всюду, и производительные силы разрушены, – помочь этому они не в состоянии.

Если трезво смотреть на вещи, то надо признать, что тот способ оценки вещей, который дал такую правильную меру в руки при оценке русской революции, дает с каждым днем и утверждение на мировую революцию. Мы знаем, что ручьи, которые захватят эти льдины Антанты – льдины Согласия, капитализма, империализма, – с каждым днем крепнут.

С одной стороны, страны Согласия сильнее нас, с другой стороны – им не удержаться ни в коем случае по их внутреннему положению на сколько-нибудь долгое время.

Из этого же положения вытекают сложные задачи международной политики – задачи, которые нам, может быть и даже вероятно, придется решать в ближайшие дни и о которых я недостаточно осведомлен во всей конкретности, но о которых я бы хотел сказать более всего, – именно для того, чтобы опыт в области деятельности Совета Народных Комиссаров, в области внешней политики стоял перед вами, товарищи, в форме ясной и захватывающей.

Самый существенный наш опыт – Брестский мир. Вот что самое существенное в итоге внешней политики Совета Народных Комиссаров. Мы должны были выжидать, отступать, лавировать, подписывать самый унизительный мир, получая через то возможность строить новый фундамент новой социалистической армии. И фундамент мы заложили, а наш могучий и всесильный некогда противник оказался уже бессильным.

К этому идет дело и во всем мире, и это главный и основной урок, который надо как можно тверже усвоить и постараться как можно яснее понять, чтобы не сделать ошибки в очень сложных, очень трудных, очень запутанных вопросах внешней политики, которые не сегодня-завтра станут перед Советом Народных Комиссаров, перед Центральным Исполнительным Комитетом, вообще перед всей Советской властью.