Людмила Бояджиева - Житие и страсть Жоржа Сименона Страница 18

3

Ожидая в номере мисс Дениз Уимэ, Сименон пытался отвлечься, но все время возвращался мыслями к новой знакомой: она сказала, что если договорится с фирмой, то в отель не вернется. Так ждать ее или нет? Неопределенность начинала его бесить.

Он снова смотрел на часы и злился на себя: — Какого черта! Она заставляет меня терять время!

На пять минут позже назначенного времени портье сообщил, что к Сименону пришла девушка.

— Пропустите.

— Ну и как? — спросил он мисс Уимэ с неожиданным волнением, удивляясь вибрации собственного голоса.

— Все решил зеленый свет… — Она смотрела как–то неопределенно и говорила загадками, то ли шутя, то ли имея ввиду предначертание судьбы.

— Зеленый свет?

— Выйдя из «Астории», я пошла вверх по Парк — Авеню. — Присев, она закурила. — Загадала про себя, что приду к вам, если на всем пути будет попадаться лишь зеленый свет. А если нет… приму любое другое предложение.

Опытный детективист тут же сообразил, что светофоры в Нью — Йорке переключаются автоматически через равные промежутки времени. А значит, при равномерной ходьбе, пешеход попадает непременно на один и тот же свет. «Зеленый коридор» к нему устроила вовсе не высшие силы. Он не высказал свое соображение вслух.

— Это чудо! — воскликнула она. — Всю дорогу горели зеленые светофоры! За меня решила судьба.

Все, что произошло дальше, Сименон помнил в деталях до конца своих дней и много раз перебирал в памяти, стараясь понять, что же произошло с ним тогда? Вероятно, все начиналось как обычная связь, всегда волновавшая Сименона в начале знакомства. Игрок шел по финишной прямой к цели, все сильнее воспламеняясь.

При свете настольной лампы, они распили бутылку «Сент — Эмильона», сверля друг друга взглядами в накалявшейся атмосфере. Маленькая худышка не выдерживала никакого сравнения с рыжеволосой тициановской красавицей, с которой у него уже было на следующий день назначено свидание. Теперь он знал, что отменит его.

— Прогуляемся? — она встала и надела свою шляпку.

Выйдя из отеля, они медленно дошли до Рокфеллеровского центра и направились к Таймс — Сквер. Она купила у уличного торговца галстук восточной расцветки.

— Это в честь нашего знакомства. Восток — нечто пряное и жаркое.

— И совершенно загадочное.

Стемнело, она взяла его под руку, и Сименон вздрогнул, удивившись — откуда этот юношеский трепет? В первом баре, куда они зашли, она заказала шотландский виски со льдом, с несколькими вишенками и долькой апельсина. Второй бар с фотографиями Черчилля и Эйзенхауэра на стене, они пьют еще что–то крепкое…

Ужинали в маленьком ресторанчике при дрожащем свете свечей, стоявших на каждом столике и под звуки фортепиано, игравшего блюзы.

Она тихо пропела «Kiss me once

And kiss me twice…»

……….

Its been a long long time…

«Поцелуй меня разок,

Поцелуй меня другой…

…..

Это было давным–давно»

У нее был низкий хрипловатый голос, как у певиц ночных ресторанов и баров.

Сименона пробрала дрожь: он, повидавший множество самых разных женщин, впервые — именно впервые (что он с удивлением и даже испугом осознал) почувствовал лихорадку, которую называют страстью. Он отказывался в это верить — ведь никогда до сих пор не влюблялся с первого взгляда, да и не предполагал, что такое может случиться с ним.

Кроме того, считал, что сама любовь, как явление — не слишком долгостойкий «фрукт».

«Любовь, или чувство, которое за нее принимают, с течением времени прокисает, портится все сильней, и, наконец, окончательно прогоркнув, превращается в ненависть».

Это умозаключение он сделает позже. Сейчас же случилось то, что случается с молниеносной влюбленностью: прежние ориентиры и устойчивые принципы были потеряны. Он попал в ураганный циклон страсти с полностью отключенными «приборами навигации»

Дениз тихо мурлыкала: Kiss me once

And kiss me twice…

И смотрела на него глазами, вбирающими всю печаль мира. Эти переменчивые, странные глаза… Ничего не умея объяснить себе, Сим почувствовал, что вся его жизнь пошла кругом. Впрочем, они были изрядно пьяны.

После ужина вышли в свежесть ночи и шли, держа друг друга за руку.

— Не пойти ли нам потанцевать?

Он соглашался на все:

— Я отвезу вас в одно из «Café- Society», но не знаю, какое выбрать. В одном собираются знаменитости и артисты Бродвея, в другом публика пестрая, богема, моргиналы…

— Хочу именно туда! — Она тесно прижалась к нему и рассмеялась с пронзившей его чувственной хрипотцой.

Сим обладал феноменальной памятью, но что–то в конце жизни ему придется откапывать в кладезях жизненного багажа. Этот же вечер впечатался в его память с мельчайшими подробностями.

Он запомнил, как перед снесенным домом, в высоком кресле на тротуаре восседала какая–то полная женщина, освещенным двумя лампами, и ей делал завивку парикмахер, объяснявший в рупор зевакам, что эта прическа — самая практичная и сексуальная.

— Всем дамам, которые желают сделать новую прическу не придется долго ждать — каждая получит свое! — Обещал пронырливый малый.

— А вы? Вы хотите получить свое? — пошутил Сим, сжимая ее локоть.

Она рассмеялась грудным смехом, от которого его бросило в дрожь.

В полумраке накуренного кафе, они танцевали тесно, слишком тесно прижавшись. Она, наверняка, почувствовала его желание и именно в этот момент спросила:

— Кажется, вы довольно известный французский романист?

— Пока написал всего шестьдесят романов.

— Полагаю, что один из них я читала. Мельком пробежала в поезде. Вообще, я читаю лишь английские книги.

— И кого из авторов предпочитаете?

— Генри Джемса… в основном.

Больше никаких познаний в сфере мировой литературы — ни русской, ни американской, ни французской она не проявила.

— Почему вас не переводят на английский?

— Меня переводят уже более десяти лет. Переведены тридцать романов.

— Конечно, в душе я француженка, хоть и воспитывалась в Оттаве. Все мои предки по материнской линии были французами.

— А семья отца?

— В 1850 году мой дед был одним из самых знаменитых премьер–министром Оттавы. А дядя… — Она говорила и говорила, упоминая своих родственников, добившихся высокого общественного положения.

Он почти не слушал, задавал вопросы машинально и лишь тупо смотрел на нее, ощущая всем телом ее присутствие рядом.

Ее волосы, щекотавшие его подбородок, пахли горько. Худая и гибкая, она все теснее прижималась к нему. И чем больше пили они виски, тем теснее становились объятия.