Сергей Минаков - Заговор «красных маршалов». Тухачевский против Сталина Страница 19

«…Кто из интеллигентных гимназистов того времени не был Блоком затронут? – продолжал свои размышления Цуриков. – Кого не увлекала и не разлагала эта, не то что нетрезвая, а прямо опьяняющая, упорная, тяжелая и мучительная стихия? Кто не был, хотя бы частично, заворожен, «затянут» и отравлен ее пассивной стремительностью, ее исступленной слабостью и ее маниакально-фанатической, глубинной безответственностью? И даже более того, кто не испытывал на себе вообще отравы тем чадом целой эпохи эстетизма, которую порождал Блок, но и которая породила самого Блока и которую не удалось преодолеть кислороду столыпинского государственного ренессанса? Может быть, Тухачевский и не читал даже Блока, но что эта «отрава» коснулась и его – это мне стало тогда ясно»314.

Нет, Цуриков напрасно сомневался: Тухачевский читал стихи А Блока, любил и запомнил их как выражение собственных настроений, собственного отношения к миру и людям. Быть может, он и в данном случае «изображал» это, цитируя на одном из вечеров в 1935 г. блоковские строчки: «…в сердцах восторженных когда-то, есть роковая пустота»315.

«Обезбоженный», и не в первом поколении, разносторонне одаренный, бессистемно начитанный, он был разновидностью аристократа эпохи декаданса, одержимого «бесами» многих «беспочвенных» (в понимании Достоевского) идей316…Будто «листок, оторвавшись от ветки родимой».

В Ингольштадте Тухачевский находился с 18.11.1916 до 16.08.1917. К августу 1917 г. у большевиков и у Ленина, казалось бы, не было никаких перспектив прийти к власти: их июльская демонстрация была разогнана, многие арестованы, Ленин скрылся в Разливе. Реальное их усиление началось лишь с сентября 1917 г. Но в это время Тухачевского уже не было в Ингольштадте.

Скорее всего, все рассуждения Тухачевского о Ленине, что он пойдет за Лениным, имели место в начале 1918 г., когда Тухачевский уже находился в Гвардии Семеновском резервном полку в Петрограде. Очевидно, это отголоски разговоров Тухачевского с сослуживцами, когда у него уже зрело намерение перейти на службу в Красную армию. Он мог делиться своими соображениями с теми офицерами, с которыми находился в близких дружеских отношениях – с Энгельгардтом, Лобачевским, Ганецким, а также Бржозовским. Настроения Энгельгардта и Лобачевского были колеблющимися, поэтому Тухачевский рассчитывал на то, что они последуют за ним в Красную армию, и Энгельгардт даже прибыл к Тухачевскому в 1-ю Революционную армию в августе-сентябре 1918 г.

Как это видно, в этих рассуждениях Тухачевский как бы мотивирует свое намерение уйти к большевикам своими великодержавно-наполеоновскими идеями.

Вполне возможно, что Фервак мог эти сведения (разговоры Тухачевского) получить либо от капитана Н.Н. Ганецкого, либо от М.Г. Корнфельда317, оказавшихся после Гражданской войны в эмиграции во Франции, в Париже.

Другой однополчанин, как бы дополняя свидетельство Типольта, вспоминал, что в это время Тухачевский следит за происходившими событиями, интересуется литературой о французской революции, в разговорах с однополчанами проявляет «некоторое увлечение революцией, но внешне остается тем же строго дисциплинированным гвардейским офицером»318. Очевидно, это «увлечение революцией», интерес к литературе о французской революции были органично связаны с «наполеонизмом» Тухачевского.

Б. Колчигин вспоминал, что у вернувшегося из плена Тухачевского возник конфликт с офицерами «на политической основе»319. По свидетельству советского генерал-лейтенанта А.В. Благодатова, в младших офицерских чинах оказавшегося в плену в Ингольштадте вместе с Тухачевским, «один из пленных, богатый помещик Леонтьев, с возмущением жаловался… на Тухачевского, защищавшего «взбунтовавшуюся чернь» и утверждавшего, что земля должна принадлежать тем, кто на ней работает»320. Думается, однако, что автор этих воспоминаний допустил определенное искажение (возможно, по соображениям идеологическим).

Дело в том, что ни французский саперный лейтенант Р. Рур, ни прапорщик Н.А. Цуриков, близко общавшиеся с Тухачевским в плену, в Ингольштадте ничего подобного о настроениях своего приятеля не сообщают, особенно в этом отношении важны достаточно пространные свидетельства Цурикова, хорошо знавшего настроения окружавших его товарищей по несчастью – пленных русских офицеров, в том числе Тухачевского. Он не упоминает ни о каком «помещике Леонтьеве». Ничего похожего на цитированные выше рассуждения Тухачевского он не сообщает. Завершая свои воспоминания об отношении подпоручика Тухачевского к русской революции, Цуриков признавался, что «не видел в нем и не предвидел тогда ни большевика, ни человека, готового стать на их сторону…»321.

Вообще, судя по тексту и контексту воспоминаний Благодатова, последний близко с Тухачевским не общался и в основном пересказывал сюжеты из воспоминаний других лиц. Что же касается некоего офицера Леонтьева, то таковым мог быть однополчанин Тухачевского, действительно богатый полковник Н.К. Леонтьев, который вполне мог так отреагировать на некоторые рассуждения Тухачевского. Однако в сентябре 1917 – марте 1918 гг., когда сначала в резервном, затем в боевом и после вновь в резервном Семеновском полку находился Тухачевский (бежавший из плена), полковника Леонтьева в полку уже не было. В это время он командовал пехотным полком. Поэтому не исключено, что в воспоминаниях Благодатова могла быть искажена фамилия офицера: не Леонтьев, а С. Леонов, поручик л-гв. Преображенского полка, оставивший воспоминания о настроениях Тухачевского поздней осенью 1917 г., во время его пребывания в боевом составе л-гв. Семеновского полка.

Однажды, по свидетельству офицера-преображенца С. Леонова322, как уже говорилось выше, во время какого-то праздничного застолья «в офицерском собрании, офицеры жаловались на то, что солдаты распущенны… что служить стало невозможно и т. п. Тухачевский долго молчал, а потом сказал, что сами офицеры во всем виноваты, что это офицеры позволяют командовать сволочи, а что он, Тухачевский, готов пари держать, что через два года он будет командовать этой сволочью и что она будет ходить туда, куда он ее погонит, как ходила при царе»323. Следует заметить, что Тухачевский называет революционных солдат «сволочью» и после его вступления в Красную армию, в 1918 г.324

Скорее всего, этот разговор имел место на полковом празднике л-гв. Семеновского полка 21 ноября 1917 г. Судя по цитированному выше высказыванию Тухачевского, к этому времени он уже определился в своем отношении к революции и в своем понимании ее сущности: русская революция в его представлении воплощалась в «сволочи», т. е. в недисциплинированной солдатской массе, вышедшей из-под офицерского контроля. Не исключено, что в своих рассуждениях, в контексте приведенных выше высказываний, Тухачевский и мог как раз сказать и о том, что «земля должна принадлежать тем, кто ее обрабатывает». Это могло служить одним из его аргументов в пользу того, что «эта сволочь», получив землю, «будет ходить туда, куда он ее погонит, как она ходила при царе». Мнение Тухачевского о принадлежности земли тем, кто ее обрабатывает, т. е. крестьянам, было по духу своему вполне эсеровским.

Согласно еще одному свидетельству, косвенно подтверждающему вероятность такого рода высказываний (которое, возможно, объясняет указанный выше его конфликт с некоторыми офицерами-однополчанами), Тухачевский как-то заявил, что «офицеры Семеновского полка должны смыть с себя» позорное пятно, жестокого подавления вооруженного восстания в Москве в декабре 1905 г.325 Как известно, основной боевой силой восставших в декабре 1905 г. были эсеровские боевики. Поэтому и в данном случае это его высказывание было явно проэсеровским.

Указанные факты (или слухи) примыкают к сведениям о некоторых будто бы эсеровских симпатиях Тухачевского326, которые, скорее всего, были показными, популистскими. Однако они, видимо, действовали на солдатскую массу, в подавляющем большинстве своем крестьянскую по происхождению, настроенную также в пользу эсеров. Именно потому-то Тухачевский и был избран в состав полкового комитета327, в основном эсеровского по партийно-политическим настроениям, и достаточно активно работал в нем: «…Тухачевский все время оставался на фронте, принимал участие в работах пресловутого полкового комитета»328, – свидетельствовал один из его однополчан-офицеров, не назвавший своего имени. Да он и сам, как уже говорилось, упоминал о своих кратковременных «эсеровских увлечениях» того времени329.

Приведенные свидетельства позволяют считать, что для Тухачевского, как и для остальных офицеров, революция – это развалившаяся армия и недисциплинированная «солдатня», которую он называет «сволочью». В этом он и видит главную беду революции – разрушение армии, а не в том, что свергли царя. Виновниками этого развала армии он считает Временное правительство, т. е. те социально-политические силы, которые привели к власти Временное правительство. Поэтому Тухачевский, кадровый офицер императорской гвардии, естественно занимал неприязненную позицию в отношении Временного правительства. Вряд ли он мог сожалеть о его свержении большевиками. Он мог только приветствовать и поддерживать тех, кто лишил власти разрушителей армии, тех, кто лишил власти лиц, породивших всю эту «сволочь» в солдатских шинелях.