Венди Холден - Дети лагерей смерти. Рожденные выжить Страница 19

Станислав любил детей, но был человеком замкнутым, поэтому редко с ними разговаривал. Согласно традиции, он оставил все заботы о воспитании детей своей жене. Ида Каудерова была более религиозной, чем вся остальная семья; она ездила в синагогу в Градец-Кралове на самые значительные еврейские праздники. Однако это было в большей степени данью уважения к родным – в своей семье она была одной из 12 детей. Самым приятным она всегда считала отправляться с сестрой после службы в Гранд отель, чтобы попить кофе с пирожным. Сама Ида никогда не принуждала детей к соблюдению традиций.

«Так вышло, что мы – евреи, – говорит Анка, – это никогда не стесняло меня».

В Тржебеховице было несколько еврейских семей, но никто никогда не проявлял антисемитизма, все общались наравне.

Когда ситуация в Европе начала меняться, семья Анки серьезно занервничала. Ида Каудерова услышала зажигательное выступление Адольфа Гитлера по радио, и вечно жизнерадостная женщина вдруг сникла и запаниковала. Она убеждала окружающих, что ничем хорошим это не кончится.

Анка, как и большинство ее друзей, смотрела на это скептически и считала, что до них не доберется рука нацистской идеологии. «Мы не верили, что с нами может произойти что-то плохое. Мы чувствовали себя неуязвимыми». Она была первой в семье, кто поступил в университет, вся семья этим гордилась, особенно мать – человек большой эрудиции.

Анка с нетерпением ждала момента, когда она отправится в Прагу, что находилась всего в двух часах пути. Она прекрасно знала город, потому что ее семья часто гостила там у тети Фриды, модистки, проживавшей на площади Венцеслава. Во время обучения в университете Анка остановилась у нее же.

После переезда в 1936 году Анка все еще не реагировала на растущее напряжение, причиной которого выступал Гитлер. На деньги, подаренные отцом, девушка поехала с друзьями на каникулы в австрийский Тироль в марте 1938 года. Начался аншлюс.

Буквально за ночь Австрия попала в руки нацистов, а Чехословакия была окружена. На улицах Зальцбурга засияли красные флаги со свастиками, и Анка ошеломленно наблюдала, как австрийцы провозглашают Гитлера своим героем, а евреи становятся изгоями. То был первый непосредственный контакт с нацистами, который люди не успели до конца осознать. Анка не видела сцен насилия, но была уверена, что опасность уже витает в воздухе.

Она все еще не думала, что рейхсканцлер со смешными усиками (с которым у них была одна и та же дата рождения) как-то повлияет на ее роскошную жизнь. Лишь когда ее первый молодой человек, Лео Уайлдман, заявил, что уезжает в Великобританию, чтобы присоединиться к войскам сопротивления, она начала задумываться о сложившейся ситуации. Отец Лео уже был арестован за подрывную деятельность, остальная семья в ужасе ждала своей участи. Ей было грустно наблюдать, как он уезжает, она пришла провожать его на железнодорожную станцию. Поезд уже отъезжал, когда на вокзал прибыл только что освобожденный отец, который хотел попрощаться с сыном, но не успел.

Несмотря на то, что у пары были серьезные планы, Анка даже не думала ехать с ним, хотя у нее был шанс. «В Прагу приехали две англичанки и предлагали еврейским девушкам работу в качестве гувернанток и сиделок. Я решила согласиться быть сиделкой, они оформили мне все документы, выдали визу, но… я слишком долго раздумывала. У меня на руках уже были все документы, но в Европе разгорелась война… Срок действия документов истек, пока я сомневалась… Разве не глупо?»

Другие получившие Durchlassschein (разрешение на выезд) смогли уехать, но таких было не много. Среди них был Том Маутнер, муж Ружены, который успел сбежать в Англию на одном из последних поездов. Он умолял Ружену поехать с ним и их сыном Петром, но она отказывалась бросать дом и семью: «Ей было приятней остаться с родными, чем ехать в незнакомую Англию – так она и поступила. И дорого заплатила за это», – вспоминает с печалью Анка.

Как и Ружена, многие другие решили остаться дома и надеяться на лучшее. В скором времени они пожалели об этом решении. После того, как Гитлер захватил контроль над Судетской областью вслед за подписанием Мюнхенского соглашения, он заявил рейхстагу, что «репрессивный» режим Праги должен быть прекращен. «Кто скидывает на нас бомбы, тому и мы ответим бомбами… Я буду вести свою борьбу, неважно против кого, пока рейх и его законы не будут укреплены».

Еврейские беженцы хлынули из ближайших городов, схватив то, что успели, как только стали ясны цели Гитлера. Чехи чувствовали себя жертвами произвола и предательства.

В марте 1939 года немецкие танки вторглись в Прагу. Как и в Австрии, однажды Анка выглянула из окна и обнаружила, что улицы кишат нацистами, а люди приветствуют их салютами. Она была далеко не единственной, кто с ужасом наблюдал за марширующими по площади Венцеслава солдатами с глазами цвета холодной стали.

Зима в тот год выдалась холодной, земля была покрыта снегом.

Из Градчан, пражской крепости, Адольф Гитлер объявил преобразование Чехословакии в Богемию, Моравию и Словакию. Гитлер приветствовал людей с высоты башен крепости IX века, а 22-летняя Анка и вся ее семья осознали, что теперь живут под нацистским руководством в огромном немецком рейхе. «Я ни о чем не заботилась, пока не пришел Гитлер. Ты не придаешь значения своему дому и своей стране, пока у тебя их не отнимут… именно это и произошло со мной», – говорит Анка.

Организованные сперва студенческие демонстрации против оккупации были быстро разогнаны. Солдаты ворвались в университет, где Анка изучала юриспруденцию. Девять предводителей студенческого сопротивления были казнены, а еще 1200 студентов и профессоров отправлены в концентрационные лагеря, а университеты закрыты. Вслед за арестами немцы привели в исполнение Нюрнбергский расовый закон, который систематически ограничивал «врагов рейха» в их человеческих правах. Людям ничего не оставалось, кроме как привыкать к отсутствию тех прав, которые они раньше воспринимали как должное.

Помимо множества других ограничений, у семьи Анки отобрали машину. Потом пришел комиссионер, назначенный рейхом, и отобрал завод и оставил без жилища всю семью. Им разрешили переехать в дом Ружены и жить там с ней и ее сыном, пока руководство решает, что с ними делать дальше. Когда Анка приезжала из Праги, она тоже останавливалась в доме Ружены. Семейные капиталы были заморожены, разрешалось брать не больше 1 500 крон в неделю с их собственного счета в банке. Гражданство аннулировали и запретили покидать строго определенную территорию.

В Праге евреям запрещалось посещать общественные бани, бассейны и рестораны на берегу Влтавы. Их оттесняли во второй вагон трамваев, запрещали пользоваться собственными велосипедами, машинами или беспроводными радиоприемниками.