Дерек Джармен - Хрома Страница 19

Коричневый свет?

Призрачный Город;В тумане буром зимнего восходаКишит толпа на Лондонском мосту;Не верится, что смерть такую тьмуК себе переманила, вздох повсюдуЗвучит глухой, и каждый вниз глядит,Себе под ноги, глаз не поднимая...

(Т.С.Элиот, Пустошь[49])

Осенние листья растворяются в тумане и зимнем дожде. Медленно, как черепаха. Именно на черепаховой лире Аполлон взял свою первую ноту. Коричневую ноту. Деревья дали полированную древесину для скрипки и контрабаса, которые обвила золотая медь. В руках желтого коричневый чувствует себя как дома.

Коричневый - теплый и домашний. Простой и неочищенный. Коричневый сахар, коричневый хлеб и коричневые яйца, такие вкусные, что дети дрались из-за них. Пока их не начали расфасовывать в супермаркетах.

Горячий хлеб с хрустящей корочкой. Чай, тосты и желтое масло. Бисквиты. Шоколадные бисквиты. Коричневая подливка и HP-соус[50]. Чатни и приготовленные в печи блюда.

В коричневом есть ностальгия. Прикосновение бобрового меха на мутоновом пальто моей матери, в котором мы прятали свои слезы. Коричневый упрощает жизнь. Старые леди из Кэрри Маллет носили толстые коричневые чулки и башмаки, они полировали мебель, их лица орехового цвета со следами непогоды... полировали вновь и вновь...

Обед подан на блестящем столе из красного дерева. Запах воска и лаванды. Рождество. Мой друг Гюта сидит во главе стола, одетая в эбеновый шелк. Ее серебряные волосы играют в свете ярких свечей на елке. Капает воск. Мы волнуемся, что может начаться пожар, если дверь откроется и пламя перекинется из-за сквозняка. Рдеющая древесина стола, в которой тускло отражаются лица, скрывает какую-то загадку. Этот стол полировала еще прабабушка Гюты, а сервант, который еще старше - пра-пра-прабабушка, любовница датского короля, который подарил ей его на Рождество. Его сделали в Париже, и до сих пор его ящики выдвигаются с небольшим хлопком - они воздухонепроницаемы. Мне 18. Я рисую здесь, на чердаке, который Гюта превратила в мою мастерскую. Мои картины - пейзажи в коричневых и зеленых тонах. Темные и мрачные, каменные круги и загадочные леса. Это предки моего сада в Дангенессе. Время идет, а мы меняемся не так сильно, как нам кажется. Гюта поднимается с чаем на чердак. Она говорит, что китайские императоры ревниво охраняли цвет. Во времена династии Мин только император мог носить зеленое. Но во времена династии Сун император носил коричневое. Может, тебе пригодится.

Рождественский обед заканчивается нашей попыткой расколоть орехи. Лесной орех и миндаль, мозговитый грецкий орех и гладкие бразильские орехи.

С коричневым связаны некоторые обычаи моего детства. Например, замачивать перегной, чтобы выращивать в нем потом луковицы. Темно-желтые тюльпаны, крокусы и гиацинты, спрятанные в темном и холодном чулане под лестницей, которые постоянно проверяли, не появились ли на них бледные ростки. Тогда их выносили на свет, и цвет слоновой кости быстро превращался в зеленый.

Если вдруг я обуревал от скуки, я шел в чулан и смотрел, как возвращается весна. Запах сырого перегноя, богатый, медленный, убаюкивающий. Коричневый - медленный цвет. Ему нужно время. Это цвет зимы. А также - цвет надежды, потому что мы знаем, что снежное одеяло не укроет его навсегда.

Чтобы согреть меня, мама давала мне шоколадно-коричневое одеяло, которое сохранилось до сих пор. На нем есть бирка - М.Д.Э.Джармен, и оно напоминает мне, что при крещении мне дали имя Майкл.

Все старые патентованные лекарства, которые я принимал, когда мне случалось заболеть зимой, были коричневыми. Бальзам Фрайара, таблетки из корицы, коричневый эликсир доктора Коллиза с добавлением опиума, в рекламе говорилось, что его принимали солдаты в 19 веке в Индии. Он снимал симптомы жесткого живота перед битвой. Коричневый эликсир Коллиза был последним из лекарств, содержащих опиум, имеющихся в свободной продаже. Неприятно коричневого цвета, он приносил яркие видения; к сожалению, в 60-х открыли наркотики, и тайна выплыла наружу... Из Коричневого эликсира Коллиза убрали опиум, и он стал никому не нужен! Каждый в 19-м веке так или иначе принимал опиаты - не удивительно, что это было такое оживленное время.

День уходил,и неба воздух бурыйЗемные твари уводил ко снуОт их трудов.

(Данте[51])

Послевоенная еда была неполноценной, поэтому нам давали большими столовыми ложками коричневый солод, Вирол и рыбий жир. Небольшая очередь детей собиралась после обеда в обшитой коричневыми дубовыми панелями кладовке миссис Мангер... пятифутовый пучок коричневой старины..., которая, как бабушка Джайлса, носила шляпу во время готовки. Совершенно изношенную шляпу. Мы глотали лекарство, а в это время миссис Мангер боролась с котлом, в котором варился коричневый яблочный кисель, в нем было полно косточек и прочей ерунды, которая застревала в зубах, мы называли их "ногти миссис Мангер".

Сбирает

Дрему росистая ночь и кропит потемневшие земли.

(Овидий, Метаморфозы[52])

В своем кабинете, отделанном бежевой тканью, Дональд, муж Гюты, работает за столом из черного дерева, который поддерживают золотые грифоны. Рядом с ним распустились коричневые цветы старого азиатского ландыша. Над ним старые фотографии античных мраморных бюстов творцов и императоров. Дональд познакомил меня с классикой. Старший и младший Плинии. Дональд - секретарь Совета лондонского университета. Мы часто садимся вместе с ним в Лондоне в старые деревянные давилки Метрополитена - "Живи в стране Метро", гордо выгравировано на латунных ручках их дверей.

Я езжу в лондонский университет каждый день, чтобы изучать английскую историю и историю искусств, и мечтаю о молодом юноше... он коричневый, как земля, бронзовый от летнего солнца. Его нагота одета в лето. Он кончил себе на грудь, его сперма - белая, как известь, что подслащивает поля, он дремлет в нежной истоме, а коричневые луговые бабочки порхают в траве вокруг него.

Францисканец благословил бы его.

А парень в коричневой рубашке отправил бы его в газовую камеру.

А школьница в коричневой форме покраснела бы и сказала, что никогда бы его не поцеловала.

Коричневый - серьезен, галереи моего детства были коричневыми. Хелен Лессор сидит на коричневом вельветовом диване в Галерее Боз-ар[53], она выглядит, как Джакометти, нарисованный Эндрю Уайетом, на ней коричневые туфли, коричневые шерстяные носки и коричневая практичная одежда, старомодные кружева школьной дамы. На стенах позади нее - Ауэрбах и Эйчсон, и эксцентричный Фрэнсис Бэкон. Именно в эту галерею я пришел школьником, у меня перехватило дыхание, пока я поднимался по ступеням, приключение в настоящем мире взрослых. Я думаю, Хелен поняла, как я нервничаю, и сделала все, чтобы я почувствовал себя, как дома. Искусство в те времена было не таким уж важным делом, галерей было мало, никаких цветных приложений, книг для журнальных столиков, и никакого художественного рынка. Оно было куда более домашним и все знали друг друга.