Александр Керенский - Россия на историческом повороте: Мемуары Страница 19

Ночь казалась бесконечной. Я с нетерпением ждал утра, когда смогу выбежать на Невский проспект и присоединиться к ликующим толпам — интеллигентам, промышленным рабочим, студентам, простым гражданам, которые выйдут на улицы, чтобы отпраздновать эту великую победу народа.

Однако когда я утром выбежал на Невский, то к своему недоумению обнаружил, что широкая улица абсолютно пустынна. Не веря своим глазам, я направился к Адмиралтейству и Зимнему дворцу, ожидая увидеть ликующие толпы на Дворцовой площади. Но посреди площади стояла только горстка людей с черными знаменами, на которых красными буквами было выведено: «Да здравствует анархия!»

Не оставалось ничего другого, как вернуться домой. Позвонив по телефону своим друзьям, я выяснил, что никаких манифестаций и не планировалось. А Совет рабочих депутатов, созданный в начале октября, выступил с обращением к рабочим, призывая их продолжить непримиримую борьбу с «царским самодержавием».

Поступившие на следующий день сообщения из Москвы свидетельствовали о том, что Совет рабочих депутатов был отнюдь не одинок в своем отношении к Манифесту 17 октября. В те дни в Москве проходил съезд «Союза освобождения». Ему суждено было стать последним, ибо прямо на лем большинство делегатов высказались за создание либеральной конституционно-демократической партии («кадетов»).

Вечером 17 октября, когда П. Н. Милюков выступил на съезде с речью, ему передали текст манифеста. Прервав свою речь, он вслух зачитал манифест и возобновил выступление, начав его со слов: «Ничего не изменилось. Борьба продолжается».

Я не знал, что и подумать. Ведь главной целью освободительного движения, которое возглавлял «Союз освобождения», была та самая конституция, которую сегодня, создавая партию конституционных демократов, они громогласно отвергают.

На следующий день после обнародования Манифеста состоялось несколько «патриотических» демонстраций, в основном в южных городах, спровоцированных «Союзом русского народа», организацией, которую Витте презрительно назвал «шайкой мерзавцев и головорезов». Улицы Санкт-Петербурга заполнили толпы истерически настроенных людей, несших портреты Николая II и под пение национального гимна «Боже, царя храни» выкрикивавших угрозы и грязные оскорбления в адрес евреев, революционеров и интеллигентов, что вызвало панику среди широких слоев населения. Начались погромы, подонки общества с явным удовольствием принялись за грабежи. Тысячи ни в чем не повинных людей подвергались гнусным надругательствам, а полиция делала вид, что ничего не замечает, благословляя тем самым погромы.

В начале ноября печать сообщила, что царь принял из рук главы «Союза русского народа» д-ра А. И. Дубровина знак почетного члена этой организации.

Эти тревожные события раскрыли подлинную суть манифеста 18 февраля 1905 года, который обращался ко всем «истинно русским людям» с призывом объединиться вокруг трона и защитить русское самодержавие от смутьянов. Только теперь для меня стало ясно, что этот манифест совершенно сознательно провоцировал создание дубровинского движения и подобных «патриотических» организаций. А вскоре просочились сообщения о том, что этого печально известного д-ра Дубровина в свое время представил царю не кто иной, как Великий князь Николай Николаевич. Вызывал удивление даже не сам факт возникновения ультраправых организаций и нарушения ими общественного порядка и спокойствия. В конце концов, они — сопутствующее явление повсюду, где происходят революции и социальные сдвиги. Важно было другое: то, что сам Николай II стал официальным покровителем дубровинской организации. Именно это привело меня к окончательному и неотвратимому выводу о том, что во имя спасения России, во имя ее будущего правящая монархия должна быть устранена.

Как выполнить эту задачу? Я еще не знал тогда ответа, однако решил отказаться от всех былых планов и целиком посвятить себя работе по избавлению страны от монархии.

Наряду с другими положениями Манифест 17 октября провозгласил свободу печати. Этим почти немедленно воспользовалась «Организация вооруженного восстания», созданная Н. Д. Мироновым, которая стала издавать революционный социалистический бюллетень «Буревестник». Когда мне предложили писать для него, я охотно согласился, поскольку это полностью соответствовало моему желанию работать на благо революции. Мне не терпелось изложить свои взгляды на подлинное отношение царя к конституции, принятие которой он сам провозгласил. К тому же я счел необходимым всеми силами бороться против абсурдного решения как социал-демократов, так и социалистов-революционеров о бойкоте выборов в I Думу. Я был глубоко уверен, что такое решение только играло на руку врагам демократии и, что более важно, противоречило умонастроению народа.

При поддержке молодого ученого-санскритолога Н. Д. Миронова, сына богатейшего петербургского коммерсанта, стал регулярно выходить два раза в неделю, впервые появившись 15 ноября, шестнадцатистраничный, с убористым шрифтом бюллетень. Статьи в «Буревестнике» мы подписывали псевдонимами, однако Центральному комитету партии социалистов-революционеров конечно же были известны подлинные фамилии авторов. Бюллетень имел большой успех уже после выхода первого номера, а начиная с пятого, появившегося в свет 4 декабря, издатели объявили о преобразовании «Буревестника» в печатный орган партии социалистов-революционеров.

После революции 1905 года все студенты с головой ушли в политику. Возникли многочисленные меньшевистские, большевистские, эсеровские группы, связанные и не связанные с партийными центрами. Автономия, неожиданно дарованная университетам в августе 1905 года, превратила лекционные аудитории в общественные форумы, где процветали принципы свободы слова и собраний, недоступные полицейскому вмешательству, поскольку отныне полиция не имела нрава входить в здание университета. Профессора были не в силах остановить поток революционного красноречия, лившегося с университетских кафедр.

Двоюродный брат моей жены, Сергей Васильев, учившийся на последнем курсе Института инженеров путей сообщения, вошел в состав студенческого комитета партии социалистов-революционеров. Вместе с А. А. Овсянниковым и Н. Д. Мироновым он создал эсеровскую группу для ведения пропагандистской работы и распространили отпечатанных на мимиографе листовок. Мы с женой разрешили им хранить их в нашей квартире — хороший поступок, так дорого обошедшийся нам впоследствии.

Я не слишком всерьез воспринимал все эти импровизированные политические группы. На мой взгляд, их деятельность носила следы временного помешательства, которое я шутливо окрестил «революционным романтизмом». Какой, например, был смысл в листовках Сергея, написанных от имени грозно звучащей «Организации вооруженного восстания»? Кому, как не мне, было знать, что ни у одного из членов группы не было огнестрельного оружия и ни о каком «восстании» в Санкт-Петербурге не было и речи.