Адольф Галланд - ПЕРВЫЙ И ПОСЛЕДНИЙ. НЕМЕЦКИЕ ИСТРЕБИТЕЛИ НА ЗАПАДНОМ ФРОНТЕ 1941-1945 Страница 19

Помимо политических оснований, к тому же существовали и другие, военные по своей природе. Несмотря на первоначальный успех немецкой армии, Гитлер по-прежнему сохранял в памяти глубокое уважение к своему французскому противнику, поэтому он был убежден, что не следует слишком доверять своим собственным успехам. Во всяком случае, он боялся, что его бронетанковым дивизиям, как только они повернут на запад или северо-запад, будут угрожать внезапной атакой с юго-востока военные силы Франции, то есть то самое намерение, которое в действительности писал Гамель, хотя он никогда не смог бы привести его в исполнение. Основательное знание Гитлером Фландрии как места боевых действий также уходило своими корнями во времена Первой мировой войны. Он считал ее совсем неподходящей местностью для проведения крупномасштабных операций с применением танков и скорее видел в этих болотах могилу для своих бронетанковых дивизий. В конце концов, ответственным за роковой приказ остановить наступление вполне мог бы быть и Геринг. Генерал Варлимонт, ответственное лицо в немецком главном штабе за проведение этой операции, как-то услышал ответ Геринга Гитлеру: "Мое люфтваффе замкнет кольцо окружения и прикроет прибрежную дырку в кармане с воздуха". Гудериан, однако же, заметил: "Я так полагаю, что только тщеславие Геринга послужило причиной тому, что Гитлер принял это решение, имевшее столь важное значение".

Во всяком случае, любой спорный момент о каком-то стремлении пощадить английские войска отпадает сам по себе. Даже напротив, Геринг сделал все от него зависящее, чтобы с помощью люфтваффе решить эту проблему. Уже точно доказано, что сила германского люфтваффе оценивалась неадекватно, особенно в сложных условиях перевооружения, причиной которого являлось неожиданно быстрое развитие авиации, и противодействия решительному и хорошо организованному противнику, умеющему стойко и умело сражаться. Так что Дюнкерк должен был послужить наглядным предупреждением руководству германского люфтваффе.

29 мая, вылетев на боевое задание в соответствии с планом штаба для этого района, мы заметили внизу, под нами, соединение британских бомбардировщиков "бленхейм". Двое из них были нами сбиты и рухнули в море. Один на какое-то время ускользнул от меня посредством искусного и неуловимого маневра, но в следующий момент мои пули изрешетили его масляный бак. Английский самолет упал в воду, словно маленький ангел, и немедленно затонул. Когда я приземлился в Сент-Поле, то обнаружилось, что мой "Ме-109" был весь в брызгах от масла. Там же, над Дюнкерком, я сбил свой первый английский истребитель "спитфайр".

На всем протяжении погрузки британских войск на суда густые облака дыма расстилались над полями сражений, потому что в огне сжигались огромные запасы топлива и военного снаряжения. В круг моих обязанностей, как оперативного офицера нашей группы, входил облет наших флангов на самолете. Среди нас пользовался большой популярностью подполковник Ибель, баварский граф. Он был летчиком во время Первой мировой войны и, следовательно, уже не очень молод, но та энергия, с которой он пытался не отставать от жизни, летая на современных самолетах-истребителях, не могла не вызывать уважения. В тот день я летел вместе с ним сквозь густые черно-серые облака дыма, которые поднимались на огромную высоту, когда на нас внезапно спикировала эскадрилья "спитфайров". Мы оба заметили их в одно и то же время и почти одновременно предупредили друг друга по радио. Тем не менее отреагировали по-разному. Я увидел, что машина моего командира растворилась в клубах дыма и про себя помолился за него, чтобы он остался невредимым. Затем, выбрав в качестве мишени один из английских самолетов открыл беспорядочный огонь из всего моего оружия, не очень надеясь попасть, а скорее для того чтобы укрепить свою слегка потревоженную самоуверенность. "Спитфайры" проревели мимо меня, устремившись вслед за моим командиром, видимо уверенные в том, что эту цель они достанут. После этого я не смог снова встретиться с ним. Он не вернулся на нашу базу в Сент-Поле, и мы уже начали по-настоящему беспокоиться, когда поздно ночью он вдруг появился — пришел пешком. "Спитфайры" поймали его, но ему все-таки удалось ускользнуть при помощи аварийного, но удачного приземления.

Когда 4 июля Дюнкерк пал, то уже больше не существовало ни датской, ни бельгийской, ни английской армий. Франция осталась в одиночестве. Неприятельским военно-воздушным силам был нанесен тяжелый урон. Они были в большой степени дезорганизованы в результате ударов, нанесенных германским люфтваффе и быстрым продвижением немецкой армии вперед. Начинали сказываться и обширные потери, которые понесла вражеская авиация. Сопротивление заметно уменьшилось. Мы уже почти не встречали в воздухе самолетов британских военно-воздушных сил.

Смертельный удар по воздушным силам Франции, предположительно, был осуществлен во время операции "Паула" — крупномасштабной атаки на аэродромы и французские авиационные заводы вокруг Парижа, при этом было задействовано около трехсот бомбардировщиков. Нами был совершен воздушный налет. Успех этого предприятия широко обсуждался, но в одном пункте немецкие и французские репортеры были единодушны, а именно в том, что было потеряно 25–30 немецких самолетов. Как бы то ни было, операция " Паула" была единственной попыткой стратегических боевых действий нашей авиации в ходе французской кампании.

3 июня я сбил неизвестный самолет, похожий на "кертисс". Когда я летел вместе с напарником капитаном Анкум Фрэнком, мы внезапно для себя натолкнулись на две эскадрильи самолетов "моран". Сразу же завертелась воздушная заваруха. Единственное, что нам оставалось делать, — это напасть первыми, а затем попытаться скрыться как можно быстрее. Итак, я приблизился вплотную к этой "процессии Чарли" и совершил глубокий вираж вниз! Выбранный мной противник держался хорошо, но его самолет был ниже моего, и наконец с короткого расстояния во время боевого разворота я попал в его борт, самолет исчез в огне. Я пролетел мимо него всего в нескольких дюймах и при этом погнул лопасть пропеллера и свое шасси о его крыло. Мою антенну около двух футов длиной словно сбрило. "Моран", весь в огне, перевернулся и рухнул в лесу неподалеку от Мо, к северу от Парижа. Нельзя было терять ни минуты и я приблизился к еще одному самолету противника. Весь изрешеченный пулями, он пошел вертикально вниз, оставляя за собой черный шлейф дыма. Из-за того что оставшиеся "мораны" преследовали меня, я не смог до конца простелить за его крушением, и этот сбитый самолет, он стал бы моим тринадцатым, не был зафиксирован.