Морис Палеолог - Тайный брак императора: История запретной любви Страница 19

Чем объясняется такое быстрое повышение Лорис-Меликова и назначение его диктатором?

Армянин по происхождению, 55 лет, он сделал свою карьеру в кавказских войсках, выделившись своими способностями.

В войне 1877 года Лорис-Меликов командовал одной из восточных армий и 6 (18) ноября захватил Карс, считавшийся неприступным, поддержав таким образом несколько славу русского оружия, которое в это время повсюду терпело неудачи. Затем он удачно выполнил трудное поручение во время эпидемии чумы на Волге и таким образом вновь привлек к себе общественное внимание. После покушения Соловьева он был назначен одним из шести генерал-губернаторов, то есть одним из проконсулов, которым государь поручил провести военное положение; ему было поручено харьковское генерал-губернаторство, бывшее в то время гнездом анархистов, убивших незадолго до этого харьковского губернатора князя Кропоткина. Лорис-Меликов блестяще справился с возложенной на него задачей, применяя то хитрость, то твердость и проявляя прирожденное искусство восточного политика. Несколько удачных мероприятий в области хозяйства привлекли к нему симпатии дворян-землевладельцев и купцов. Он сумел даже любезными и внимательными словами расположить к себе журналистов, профессоров и студентов, что не мешало ему, однако, беспощадно расправляться с заговорщиками и бунтовщиками. После двухмесячного генерал-губернаторства "герой Карса" добился широкой популярности, распространившейся далеко за пределы подчиненной ему области.

Счастливый случай позволил Лорис-Меликову вскоре после назначения на новый пост проявить свою личную смелость.

Однажды в два часа дня, когда он возвращался в свой дом на Морской, в него были произведены три выстрела из револьвера. Пули застряли в меху его шубы. Лорис-Меликов одним прыжком бросился на покушавшегося, сбил его с ног и передал в руки подбежавшего жандарма.

Это проявление хладнокровия и мужества привело в восторг общественное мнение, еще более удовлетворенное тем, что день спустя после быстрого суда покушавшийся, некий Молодецкий, был повешен среди бела дня на Семеновском плацу в присутствии громадной толпы народа. Впервые за полвека в Санкт-Петербурге казнь совершалась публично; расстрелы и повешения обыкновенно происходили тайно, без свидетелей, на рассвете в одном из бастионов крепости. Сотни и тысячи народу устремились на место казни. И зрелище это им наглядно показало необходимость противопоставить фанатизму революционеров всемогущество диктатора. Осужденного провезли по улицам города, посадив на скамейке телеги со связанными за спиной руками; на его груди висела надпись:

ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПРЕСТУПНИК

Осужденный бросал высокомерно-насмешливые взгляды на тех, кто пришел смотреть на его смерть. Время от времени он даже выкрикивал грубые и угрожающие слова. У подножия эшафота во время чтения приговора он проявил еще большую смелость и бесстрашие. Он оттолкнул от себя священника, подносившего к его губам распятие. Наконец палач набросил на его голову белый саван, обхватив его шею веревкой, и выбил из-под ног скамейку.

Трудно было начать эпоху диктатуры с большим блеском и энергией. Консерваторы радовались, видя в диктатуре возвращение к традициям сильной власти. Не менее радовались и либералы, хорошо понимая, что политика реформ имела шансы на успех лишь под покровительством власти, беспощадной к анархистам.

Общественное доверие и симпатии вместе с неограниченной властью, находившейся в руках Лорис-Меликова, казалось, открывали перед ним широкое поле деятельности. Были ли, однако, также широки его фактические возможности?

Со времени вступления на престол Александра II в русском обществе существовала либеральная партия или, по крайней мере, многочисленная группа людей просвещенных, независимых, поклонников западноевропейских форм государственного устройства и стремившихся к тому, чтобы самодержавие уступило место более современным принципам государственной жизни. Эти люди, в число которых входили Милютин, Черкасов, Самарин, имели покровителя и на ступенях трона, в лице брата царя, великого князя Константина.

Энергичный и предприимчивый, обладающий живым умом и разносторонним образованием, Константин Николаевич с воодушевлением отнесся к великим административным и социальным реформам, покрывшим славою первые годы царствования Александра II. Он мечтал о том, чтобы дать возможность своей родине быть управляемой своими собственными силами, не прибегая к помощи "немцев", более или менее обрусевших, которые занимали все должности при дворе, в армии и в государственном управлении и закрывали дорогу продвижению русских.

По странному парадоксу в этом деле национального раскрепощения его главной помощницей была немка, женщина замечательного ума и редких душевных качеств, великая княгиня Елена Павловна, урожденная принцесса Вюртембергская, которая в 1824 году вышла замуж за великого князя Михаила, брата Николая I. Вокруг нее в ее салоне обыкновенно собирались поборники либеральной программы; она воодушевляла их своими советами и поддерживала своим влиянием против реакционной придворной группы. Александр II питал к ней большое уважение и любил беседовать с нею на политические темы. Он считал ее слишком решительной, не считающейся с препятствиями и увлекающейся иллюзиями, но не уступал ей в великодушии и в признании правильности либеральных идей.

Но время шло. Наступило разочарование. Реформы нисколько не улучшили работу государственной машины; препятствия возрождались с новой силой; злоупотребления не только не прекратились, но даже увеличивались, принимая новые формы. Утомленный и опечаленный бесконечной тщетной борьбой, не находя ни радости, ни утешения в успехе, царь-освободитель начал склоняться под тяжестью бесплодных усилий. Безнадежный скептицизм овладевал им. Вскоре он утратил всякую веру в свой народ.

Одновременно с этим росло и влияние группы реакционеров. Их главой и защитником неограниченного абсолютизма был наследник престола. Аничков дворец стал их генеральным штабом. Там не уставали говорить, что политика реформ является отрицанием царской власти, что она ведет Россию к гибели и что она не только гибельна, но и кощунственна, так как государь своими собственными руками уничтожал ту власть, которая была ему дана Богом. В Аничковом дворце, пользуясь каждым поводом, повторяли слова Николая I: "Склонившись перед первыми требованиями Французской революции, Людовик XVI изменил своему самому священному долгу. Бог покарал его за это".