Елена Калашникова - Траектория судьбы Страница 19

В тот же вечер появился Гавриил, и посовещавшись, мы решили немедленно уехать к его брату в Казахстан.

Я начал готовиться к отъезду, намеченному на следующее утро. Не помню уже почему, но сестра в тот день была дома одна. Мне просто повезло с этим! Я старался собраться быстро и незаметно для нее, но Нюра все поняла и принялась отговаривать. При этом так плакала, что я не знал, как ее успокоить?.. Начал говорить, что если не уйти сейчас, то нас наверняка снова посадят и, быть может, расстреляют!.. Я старался придать своей речи побольше безысходности и отчаяния, и вскоре сестра, видя мою решимость, вытерла слезы и начала собирать меня в дальний путь.

Чтобы уйти из села тайно, мы с Гавриилом решили заночевать вместе, а ранним утром идти до железнодорожной станции пешком, не пользуясь никаким транспортом. Ночью сестра несколько раз выходила на улицу: посмотреть, какая погода будет утром. Разбудила она нас словами: «Как же вы пойдете? Ведь в такую погоду даже плохой хозяин свою собаку на улицу не выпускает!» Действительно, всю ночь за окнами бушевала вьюга.

Тот, кто жил на Алтае, знает, какие бывают суровые зимы в этих местах. Иногда за одну ночь буран наметет такие сугробы, что из-за них даже домов не видно. Но у нас не было времени ждать хорошей погоды, и мы все-таки решили идти.

Пытаясь помешать нашим планам, сестра прибегла к последней уловке. Зная мое неравнодушное отношение к блинам, она напекла их целую гору и угощала, приговаривая: «Ну, съешьте же еще хоть по одному блинчику! Дорога дальняя, где и когда вы сможете поесть?» Нюра всячески оттягивала время нашего прощанья, надеясь на чудо: вдруг мы передумаем и останемся дома. Нам же с Гавриком хотелось как можно быстрее покончить с этим тягостным расставанием, и мы торопили друг друга.

Когда же я, уже одетый, стоял на пороге, сестра внимательно оглядела меня и вдруг рассмеялась: «Как же ты пойдешь в своих поношенных валенках? В них тебе только на печи дома сидеть. Надевай мои новые, а я в твоих останусь».

Распрощавшись с нами, Нюра еще долго стояла на пороге дома и смотрела нам вслед.

Навсегда покидая родные края и своих близких, трудно удержаться от слез. Но мы были уже взрослыми мужчинами, принявшими столь серьезное решение, и обнаруживать свою слабость не хотели. Поэтому тайком, отворачиваясь друг от друга, мы вытирали свои мокрые щеки…

Шли какое-то время молча, оглядываясь по сторонам и ожидая преследования. Вскоре поняли, что нас окружают лишь покрытая снежной белизной степь да медленно ползущие по небу серые тяжелые облака.

Сунув замерзшую руку в карман, я почувствовал приятную прохладу металла, принесшего мне и радость познания, и горечь дальнейших событий, – это был он, виновник моих злоключений, мой первый оружейный знакомец. Пистолет несколько раз переходил из рук в руки. Мы понимали, что держать его у себя опасно и надо избавиться от него в ближайшем же овраге. Но как это сделать? Если сейчас снег все спрячет, то весной этот пистолет смогут легко обнаружить, и тогда уж нам точно несдобровать.

Но перед расставанием с пистолетом мы решили на прощанье пострелять из него – оказалось, что у Гаврика все же были патроны: около двадцати штук. Затем мы разобрали пистолет на отдельные части и стали разбрасывать их в заснеженных оврагах. А чтобы никто не смог найти детали в одном месте, разбрасывали их на большом расстоянии друг от друга на протяжении нашего пути. Наконец, расставшись с последней деталью, мы почувствовали огромное облегчение, словно скинули с плеч тяжкий груз. Одновременно с этим нас не покидало щемящее чувство утраты чего-то ценного, ставшего уже нам понятным, своим.

Сначала мы шли молча, каждый по-своему переживая потерю пистолета, а потом ускорили шаг, пытаясь скорее отвлечься от нахлынувших чувств.

Быстрая ходьба не в меру разогрела нас, а тут, как на грех, подул встречный ветер с колючими хлопьями снега. Идти становилось все трудней и трудней… Одежда постепенно покрылась изморозью и начала сковывать движения. Руки уже с трудом дотягивались до лица, чтобы смахнуть снег и хоть как-то защититься от обжигающе холодного ветра.

Дорогу так замело, что мы продвигались почти наугад, часто сбиваясь с пути и падая в рыхлый снег. Метель все усиливалась. Разговаривать при такой непогоде было совершенно невозможно, и мы, чтобы посовещаться, остановились и тесно прижались друг к другу. Гавриил вспомнил, что где-то читал о том, что в подобной ситуации следует зарываться в снег и ждать, пока успокоится разбушевавшаяся стихия. Иначе путник обречен на гибель. Трудно было представить, как долго будет продолжаться эта снежная круговерть? И потому мы решили воспользоваться прочитанным Гавриком методом.

Совершенно не понимая, где находимся, мы наугад сошли с дороги, надеясь найти рыхлый снег для нашего убежища: движемся, едва переставляя ноги, осторожно ощупывая ногой каждый бугорок и каждую ямку. Если бы в тот момент нам на пути встретилась медвежья берлога, мы, не раздумывая, залезли бы в нее, чтобы укрыться от этой безжалостной вьюги. Но вот под нашими ногами рыхлый снег, идем, все глубже и глубже утопая в нем. Наконец, останавливаемся и начинаем сооружать укрытие. Окоченевшие руки с трудом разгребают снег, а непослушные ноги в обледенелой обуви едва утрамбовывают его. Я, шутя, спрашиваю Гаврюху, не вычитал ли он, как надо отделывать подобное жилище изнутри?

И вот дело сделано: берлога наша готова! Мы заползли в нее и сели как можно ближе друг к другу, пытаясь согреться. Разговаривали мало. Нас начал одолевать сон. Мой друг вспомнил, что в той же книжке было написано: когда человек замерзает, ему неудержимо хочется спать. Этот сон может оказаться последним в его жизни… Мы тут же представили, что, если такое случится, нас зимой никто не будет здесь искать. И лишь весной, когда снег начнет таять, нас смогут обнаружить, если до этого мы не станем легкой добычей голодных хищников. Чтобы такого не случилось, мы решили бороться со сном, не давая друг другу заснуть. А как это сделать? Разговаривать? Но разговор чреват тем, что если не уснет говорящий, то уж слушающий уснет наверняка. И лишь наше дружное совместное пение сможет удержать от соблазна «немножко вздремнуть».

Каких только песен ни слышала алтайская степь в те томительные часы ожидания хорошей погоды! Наш песенный репертуар не был рассчитан на столь длительное время, а потому мы, словно вызываемые на бис, повторяли одни и те же песни по несколько раз.

Через некоторое время мы, совершенно охрипшие, попытались встать, чтобы взглянуть, какая над нами погода и не замурованы ли мы намертво в этом склепе. Но легко ли встать после такого сидения? С большими усилиями, опираясь на меня, Гавриилу все же удалось подняться. И вдруг я услышал его почти истерический крик: «Вижу! Ограда! Ограду вижу!» Я тогда не поверил своим ушам.