Игорь Курукин - Княжна Тараканова Страница 19

Радзивилл выступил против избрания на трон ставленника Чарторыских и России — Станислава Понятовского. На избирательный сейм он прибыл с личной «армией» в несколько тысяч человек, но у его оппонентов сил было не меньше, к тому же их поддерживали введённые в Польшу русские полки. Радзивилл двинулся обратно, но под Слонимом в июне 1764 года был разбит. Его пехота попала в плен, а сам князь бежал в Молдавию, а затем в Дрезден. Все его имения перешли под управление его противников. Поняв, что проиграл, «Пане коханку» в письмах заверял в своей лояльности короля Станислава и российскую императрицу — и в итоге добился прощения, поскольку любимец литовской шляхты оказался нужен российскому послу в Польше князю Николаю Репнину.

Петербург был обеспокоен тем, что король и «партия» Чарторыских стремились провести реформы, ограничивавшие шляхетскую «демократию» в Речи Посполитой (в том числе право liberum veto, когда голос даже одного шляхтича, поданный против, мог блокировать любое решение сейма) и призванные упорядочить финансы и укрепить армию королевства. Российская дипломатия подняла вопрос о правах «диссидентов» (православных и протестантских шляхтичей), но сейм 1766 года отказался решать этот вопрос. Тогда Репнин в союзе со своим прусским коллегой способствовал организации соответственно православной и протестантской конфедераций и поднял на борьбу с королём недовольных его реформами магнатов, и в первую очередь недалёкого «Пане коханку».

Ему посулили возвращение в отечество с восстановлением во всех правах и должностях, но при условии действовать в отношении диссидентов в интересах императрицы, а также выдавать русских перебежчиков и по возможности вести себя прилично. Князь был доволен — ответил Репнину из Дрездена, что, «проникнутый чувством самой живой признательности к императрице за предлагаемое покровительство, покорный её великодушной воле для блага республики и всех добрых патриотов, провозглашает и обещает, что будет всегда держаться русской партии; что приказания, которые угодно будет русскому двору дать ему, будут приняты всегда с уважением и покорностию и что он будет исполнять их без малейшего сопротивления, прямого или косвенного».

В июне 1767 года Кароль Радзивилл под охраной русского отряда и специально приставленного к нему русского полковника Кара вернулся в Речь Посполитую и торжественно въехал в Вильно. Он был провозглашён маршалом соединённой польско-литовской конфедерации, собравшейся в Радоме под Варшавой формально для защиты привилегий католиков в противовес Слуцкой и Торунской конфедерациям диссидентов, в действительности же — против Станислава Августа и сторонников государственных реформ. В этом смысле фигура любимца шляхты «Пане коханку» оказалась как нельзя кстати. Для него и других вождей Радомской конфедерации главными целями были ликвидация «деспотии» Понятовского и свержение его с престола. Однако король в деле о диссидентах пошёл навстречу Репнину, поэтому теперь не было никакой необходимости свергать его. «Сие собрание в такое вошло упорство, что не хотели никак подписать требуемый акт конфедерации. А как при производстве оной был приставом полковник Кар, то оный с согласия принужден был привести тут батальон пехоты с пушками, чем уже и заставили её всё по предложению нашему подписать!» — так по-военному оценил итог заседаний Радомской конфедерации в своих мемуарах генерал А. А. Прозоровский.

На короткое время Радзивилл почувствовал себя на коне. Конфедерация сняла с него все обвинения, вернула владения с выплатой денежной компенсации за нанесённый ущерб. Князь развернулся вовсю. «Великолепие его образа жизни было поразительно. Двадцать пять поваров едва успевали готовить ежедневно кушанье для огромного числа посетителей его дома. В день рождения Екатерины он дал праздник, на котором было около трёх тысяч замаскированных гостей, и при этом было выпито, кроме множества других вин, тысяча бутылок шампанского. Ему было тогда около 35 лет; он носил всегда польский национальный костюм, не умел говорить по-французски, а в нравственном отношении стоял не выше последнего из своих вассалов. Он был великий глупец и такой жестокий пьяница, что князь Репнин, чтобы воздержать такое важное лицо от безобразного поведения по крайней мере на то время, когда сейм был в сборе, поставил в его доме полковника с командой из 60 человек», — писал о «подвигах» «Пане коханку» английский посол в Петербурге Д. Гаррис{77}.

Собравшийся в конце 1767 года в окружении русских войск сейм в итоге утвердил предоставление православным и протестантам свободы совести и богослужения, избавление их от юрисдикции католических судов, частичное уравнение в гражданских правах представителей всех конфессий. Протестующие представители польской знати — епископы К. Солтык и Ю. Залусский и краковский воевода В. Ржевусский — были арестованы и отправлены в Калугу. Избранная сеймом делегация выработала договор, по которому римско-католическая религия оставалась господствующей, но диссиденты получали право на все должности, за исключением королевского достоинства, а при межконфессиональных браках дочери должны были исповедовать религию матери, сыновья — отца. Россия гарантировала Польше неприкосновенность её «кардинальных прав» (отказ подчиняться королю, liberum veto, политическая и экономическая монополия шляхты и её власть над крепостными) — теперь они не могли быть изменены без согласия России, что, в свою очередь, гарантировало сохранение шляхетской анархии.

Двадцать первого февраля 1768 года сейм утвердил решения комиссии. Довольная императрица Екатерина объявила республике о своём всемилостивейшем согласии заботиться о её благе, а князю Репнину — о пожаловании ордена Александра Невского и пятидесяти тысяч рублей. Панин, поздравляя князя Репнина с достигнутыми успехами, написал ему, что сделать дело лучше, чем оно сделано, было невозможно. Однако успехи князя Репнина вызвали бурю возмущения. Обманувшиеся в своих расчётах конфедераты и масса консервативно настроенной шляхты выступили в защиту привилегий католической церкви: как можно, чтобы нечестивые диссиденты заседали в сейме и сенате рядом с правоверными католиками! Недовольные собрались в том же феврале в подольском городке Бар и создали новую конфедерацию — против короля и России. Один из её вождей, маршалок Юзеф Пулавский, обнародовал манифест, в котором призывал магнатов и шляхту бороться за «истинную римско-католическую веру» и шляхетские золотые вольности, попираемые русской императрицей и польским королём. Повстанцы видели себя настоящими крестоносцами — ревнителями веры: на своих знамёнах они вышивали изображение Богородицы, а на мундирах — кресты. В Литве основными фигурами конфедерации стали члены её Главного совета маршалок Михал Пац и командующий войсками Юзеф Сапега.