Неизвестен Автор - На Северо-Западном фронте (Сборник) Страница 19

Но ко всем проблемам военного дела, как и жизни вообще, необходимо подходить исторически. Нельзя перепрыгнуть через самих себя. То, что мы делали в январе 1942 г., все наши достижения и все упущения - продукт данного исторического этапа развития военного искусства, и он был закономерен для своего периода, как и закономерны были наши блестящие операции более поздних этапов войны.

Вряд ли будет предметом спора мысль, что опыт, полученный нами в трудном 1942 г., со всеми достоинствами и недостатками, был неоценим для будущего и что он во многом, очень многом облегчил нам победоносные кампании 1943 - 1945 гг. В частности, демянская операция дала немало материала для размышлений и выводов насчет методов ведения операций на окружение, которые столь блестяще проводила наша армия в последующие годы.

Наша молодежь, особенно молодые люди, посвятившие себя военной службе, должна все это хорошо сознавать. Невозможно научиться военному делу, не пройдя тернистый путь тяжелой военной практики. Но нужно знать также и то, что издержки в начале войны обычно во многом связаны с тем, как поставлена боевая подготовка войск и штабов в мирное время.

Следует приучать себя анализировать каждый сделанный шаг и из всего извлекать уроки. Успехами не обольщаться, из неудач делать практические выводы, не впадая в уныние, но и стараясь не повторять их. И еще: надо очень бережно и внимательно относиться к опыту прошлого, собирать его подобно драгоценностям, хранить, обдумывать и воплощать в практических делах. И тогда мы, военные, всегда будем знать, что делаем все возможное для честного выполнения возложенного на нас долга по защите любимой Родины.

А. Д. Окороков

И словом и делом

До свидания, родная Ладога! С некоторых пор она действительно стала для меня родной, хотя я и вырос далеко от этих мест.

В предвечернем августовском закате Ладога будто была вся отлита из золота. Косые лучи солнца купались на застывшей поверхности озера, пламенем горели в перекрещенных бумажными наклейками окнах уцелевших домов, отражались в зеркальных стеклах ближнего маяка.

Я представил себе в эту минуту вечерний Ленинград, Невский проспект, а по нему шагающих в военной форме девушек из отрядов местной противовоздушной обороны. Звонкие голоса выводят самую популярную теперь в городе на Неве песню. Запомнились слова припева:

Недаром Ладога родная Дорогой жизни названа.

По-разному запомнилась мне та дорога. Я видел ее в зимний морозный день, когда стаи "юнкерсов" налетали на колонны наших автомашин с продовольствием, чтоб преградить им путь в осажденный Ленинград. Зенитные батареи, установленные прямо на льду, вдоль всей ладожской трассы, вели такой огонь, что всем чертям, наверно, становилось тошно в небе, не говоря уже об экипажах "юнкерсов". Видел холодной осенью, когда те же "юнкерсы" падали с неба в свинцовые волны, а баржи все шли и шли туда, к Осиновцу, на западный берег, чтоб осажденный город мог жить и сражаться.

Очень, конечно, жаль расставаться с коллективом политработников ладожской трассы, который мне в качестве комиссара довелось возглавлять в самые трудные дни ленинградской блокады. Но, ничего не поделаешь, мы солдаты партии: куда пошлют, там и будет отныне твой боевой пост.

И вот "дуглас" уже несется над зелеными московскими пригородами. Прошло только полгода, как прокатилась здесь война. Земля пестрит воронками от бомб. То там, то тут вдоль Октябрьской железной дороги видны остовы полусгоревших вагонов, сбитых взрывной волной паровозов, но жизнь уже входит в привычное русло. На полях - горячая пора уборки урожая, мелькают цветные платки женщин, белые рубашонки подростков - они теперь главная ударная сила в колхозах.

И вот короткий разговор в кабинете секретаря ЦК ВКП(б), начальника Главного политического управления Красной Армии Александра Сергеевича Щербакова.

В кабинете полумрак, а Александру Сергеевичу видятся, наверное, опаленные огнем леса Северо-Западного фронта, куда мне и предстоит выехать в самые ближайшие часы.

- Фронт, куда вы направляетесь, Андрей Дмитриевич, по-своему сложен и своеобразен, - говорит Щербаков, расхаживая по кабинету. - Учтите, что это первый из наших фронтов, который в сентябре сорок первого года остановил наступление противника на подступах к Валдайской возвышенности. В этом большая заслуга бойцов, командиров, политработников фронта перед нашим народом.

Александр Сергеевич подошел к карте, занимавшей почти всю стену кабинета.

- А теперь прошу вас сюда, бригадный комиссар, - сказал Щербаков, повернувшись к карте, где была нанесена обстановка на 16 августа 1942 г. Я хочу подробнее ввести вас в курс событий...

И снова самолет. Под крылом - желтые плешины болот, маленькие речки, торфяные озера с застоявшейся водой. "Да, осенью там не поманеврируешь. Танки увязнут в болоте", - вспоминал я слова А. С. Щербакова.

Вскоре самолет приземлился, а еще несколькими часами позже я уже входил в один из корпусов бывшего дома отдыха неподалеку от Валдая, где в густом лесу расположились отделы политуправления фронта.

На другой день, не теряя времени, выехал в район боевых действий 11-й армии, штурмовавшей рамушевский коридор.

На наблюдательном пункте армии, в двух километрах от переднего края, было оживленно. Приникнув к стереотрубе, какой-то генерал с бритой головой следил за тем, как пехота штурмует высоту, где раньше находилось село. То, что там было село, можно было заключить по печным трубам да полуразвалившимся печам.

- И опять сегодня эту Васильевщину не возьмем! - устало произнес генерал, вытирая пот с широкого лба. И тут же изучающе взглянул на меня.

- Курочкин! - сказал он, протягивая мне руку. Я назвал себя.

В серых глазах командующего фронтом искрится ум. Резко очерченный подбородок свидетельствует о воле. Только мягкие, несколько расплывчатые губы выражают доверчивую натуру. Приятный голос с чуть раскатистым "р" надолго врезался в память. В следующий раз уже не ошибешься, кому он принадлежит.

- Леса и болота, озера и реки, клюква и брусника - таков у нас с вами фронт, Андрей Дмитриевич, - сказал Курочкин и с легкой усмешкой добавил: Кое-кого эти болота затягивают, они даже утрачивают веру в то, что и у нас можно вести активные боевые действия. Вам, товарищ Окороков, вместе со всем аппаратом политуправления предстоит много поработать, чтобы подготовить людей к большим наступательным боям...

С членом Военного совета фронта Владимиром Николаевичем Богаткиным я познакомился чуть позже. В ту пору он находился на излечении в Москве после полученной контузии. А когда узнал Богаткина, то всецело попал под обаяние его недюжинной натуры. Представитель старшего поколения политработников, Владимир Николаевич получил боевую закалку еще на фронтах гражданской войны. Во всей его спокойной манере рассуждать проявлялся политработник, умеющий влиять на окружающих. Он хорошо разбирался в человеческих характерах, мог в нужную минуту разрядить назревающий конфликт в личных отношениях и становился глубоко принципиальным, когда нужно было действовать в интересах общего дела. Перенеся две операции, но все еще тяжело физически страдая, он никогда и никому не жаловался.