Александр Эткинд - Мир мог быть другим. Уильям Буллит в попытках изменить ХХ век Страница 19

Если Клемансо со своим суеверным страхом перед большевиками был смешон, то трагически просчитавшийся Ллойд Джордж скорее жалок. Но в тот момент, весной 1919-го, оба они наслаждались собственным величием. Демократические лидеры воюющих стран, они обеспечили им не только победу над врагами, но и международное признание того, что в развязывании этой войны были виновны враги. За признанием вины следовало многое: разоружение врагов, расчленение их территорий, передача странам-победительницам новых земель в Европе и мире, финансовые компенсации. И тот факт, что основные союзные державы, Франция и Англия, победили не одни, но с помощью Америки и России, только усиливал радость европейских победителей: окраинные державы внесли в победу очень много, но получили от нее мало или ничего, и все аннексии и контрибуции достались их европейским союзникам. Победа оказалась выгодной исключительно Британской и Французской империям, будто их лидеры так ее и задумали.

И все же в провале переговоров с Москвой, как и вообще в судьбе Версальского мира, Буллит обвинял лично Вильсона. По его мнению, американский президент не просто ошибся в политических расчетах; под конец Парижских переговоров он предал собственные убеждения, публично и многократно высказанные им со всей красноречивой силой вильсоновского идеализма. «Жизнь была бы иной, если бы Христос покаялся, когда он стоял перед Пилатом. Когда Вильсон сдал свои позиции в Париже, сама западная цивилизация сдвинулась в сторону, о которой неприятно размышлять… Вильсон замечательно проповедовал и восхитительно обещал, а потом устранился… Западный мир не скоро забудет эту трагикомическую фигуру» [42].

Буллит прав, в предсмертной капитуляции Вильсона, предавшего собственные обещания миру, много и ужасного, и смешного. Но надо помнить и то, что «Четырнадцать пунктов», с которыми Америка вступила в войну, в которые поверил мир и на основании которых прекратила войну Германия, были созданы интеллектуалами – Хаусом, Липпманом и профессорами из «The Inquiry» – и лишь озвучены Вильсоном. Лига Наций была его идеей, а от принципов Хауса (мир без аннексий и контрибуций, признание равной ответственности за войну, Россия как лакмусов тест доброй воли и т. д.) Вильсон легко отказался, как только кончилась его многолетняя дружба с Хаусом.

17 мая 1919 года Буллит подал в отставку. Его официальное письмо Вильсону – один из самых красноречивых документов в истории международных отношений: «Я был одним из миллионов, кто искренне верил в Ваше лидерство и в то, что Вы приведете нас к миру, основанному на “бескорыстной и беспристрастной справедливости”… Но наше Правительство согласилось с тем, что народы мира подвергнутся новым актам подавления, порабощения и расчленения – новому столетию войны. … Россию, которая была “пробным камнем доброй воли” для Вас так же, как для меня, даже не пытались понять. Несправедливые решения Конференции… делают новые международные конфликты неизбежными. Я убежден, что Лига Наций будет неспособна предотвратить эти войны, и что в них будут втянуты Соединенные Штаты… Я сожалею о том, что Вы не смогли довести нашу борьбу до ее конца и что Вы не смогли поверить миллионам людей разных наций, которые верили в Вас, как верил в Вас я» [43].

Вильсон не ответил на это письмо, и Буллит передал его в газеты. «Нью-Йорк Таймс» еще цитировала его слова о том, что он поедет на французскую Ривьеру и там, лежа на песке, будет смотреть, как мир проваливается в ад. В письме Хаусу от 17 мая Буллит пояснял, что протестует своей отставкой не против того, что его российские предложения проигнорированы Версальским договором, а против этого договора в целом. Из письма ясно, что Хаус предлагал Буллиту остаться в Госдепартаменте. Формальную отставку он получил от госсекретаря Лансинга, который вряд ли был доволен поведением своего подчиненного. Ирония состояла в том, что Лансинг тоже не был удовлетворен ходом и результатом парижских переговоров; он писал потом, что в те дни пять ведущих экспертов американской делегации направили ему письма протеста против текста Версальского договора. В парижских дискуссиях Вильсон говорил, что заключенный мир несовершенен, но Лига Наций сможет исправить его недостатки, поэтому главное в том, чтобы ее создать; Лансинг почтительно возражал, что, согласно разработанному Вильсоном уставу, державы-победительницы будут иметь право вето, и потому Лига никогда не сможет сделать Версальский мир более справедливым. Вильсон и Хаус подбирали внешнеполитический аппарат под дорогую для них идею справедливого мира, который кончит все войны, – идею, которая одна оправдывала само участие Америки в войне. Поэтому парижскую «капитуляцию» Вильсона, которая предавала эту идею, осуждали многие его подчиненные. Никто, однако, в американской делегации не позволил себе выразить осуждение публично, как это сделал молодой Буллит. Сам Лансинг ушел в отставку почти годом позже Буллита, в феврале 1920-го.

В британской делегации, однако, был молодой человек, который подал в отставку почти тогда же (26 мая), что и Буллит, и по тем же мотивам: то был молодой Джон Мейнард Кейнс. Книга Кейнса «Экономические последствия мира» имела необыкновенный успех: за шесть месяцев разошлись сто тысяч экземпляров. Эта книга убедила многих, что проблема Вильсона была не в том, что он отказался от традиционного американского изоляционизма, а в том, как именно он сделал это. Кейнс и Буллит сходно понимали американского президента и его злополучное вмешательство в судьбу Европы; Буллит написал подробную и восторженную рецензию на «Экономические последствия мира», а годы спустя давал читать ее Фрейду. В этой книге Кейнс описывал Парижскую мирную конференцию как «сплошной кошмар». Показывая с цифрами в руках, что аннексии нарушат хозяйственную жизнь Европы, а Германия не сможет платить контрибуции, Кейнс предсказывал, что подписанный в Версале несправедливый мир станет причиной новой, еще более кровавой войны в Европе. То будет «последняя европейская гражданская война между силами Реакции и отчаянными судорогами Революции, в сравнении с которой померкнут ужасы недавней Германской войны» [44]. Редко какой прогноз бывал более точен. Виновником провала Парижской конференции Кейнс считал Вильсона и его «моральный коллапс», который стал «одним из решающих моментов мировой истории». Победители и побежденные верили «Четырнадцати пунктам» Вильсона; Кейнс специально показывал, что проигравшие войну страны «Оси» соглашались не на безусловную капитуляцию, но на перемирие на основе этих тезисов Вильсона. К тому же Кейнс со знанием дела объяснял, что в момент переговоров европейские союзники полностью зависели от американской помощи, причем не только от финансового кредита, но и от поставок продовольствия. При всем своем идеализме Вильсон имел тогда реальную власть над Европой.