Андрей Козлов - Тревожная служба Страница 19

Я положил автомат на валун, прицелился и нажал на спусковой крючок. Немец остановился, будто налетел на стену, выпустил оружие, обеими руками схватился за живот и, как при замедленной киносъемке, стал оседать на землю.

"Третий!" - промелькнуло в мозгу.

Остановившись возле дерева, я осмотрелся. Напряжение боя заметно спадало. Тут и там валялись мертвые гитлеровцы. Вражеская атака сорвалась. Но противник не отказался от своего намерения захватить станцию Койслахти.

На левом фланге, в небольшой ложбине скопилась вражеская пехота. Ни политруку А. Д. Семушину, который находился в том месте, ни сержанту Н. Ф. Ятченко она не была видна за густым кустарником и валунами. Посылаю туда связного.

Семушин отлично понял мой замысел. Он развернул станковый и ручные пулеметы и ударил по противнику. Но фашисты, разъяренные двумя днями неудач и огромных потерь, лезли напролом. И тогда, как мы договорились ранее, политрук выпустил две красные ракеты. В контратаку поднялись курсанты-моряки, находившиеся до того в засаде. Пулеметы умолкли - политрук приказал прекратить огонь, опасаясь поразить своих.

Снова загремело молодецкое "ура!". Балтийцы смяли фашистов. Атака моряков утроила силы изрядно уставших пограничников. Мы гнали немцев и финнов около километра, пока наконец те не затерялись в густом лесу.

Наступила тишина. Ни одного выстрела, ни одного взрыва. Только за спиной у нас по-прежнему полыхали пожары. Дым густой пеленой затянул верхушки елей.

Все тело ныло. Руки и ноги стали тяжелыми, будто налитые свинцом. В голове гудело, словно приложил ухо к телефонному столбу.

Бойцы отдыхали. Один лежал на спине и не мигая смотрел в небо, другой сидел облокотившись на колени и жевал травинку, третий наводил порядок в ранце...

- Товарищ лейтенант, на проводе - "Первый"! - доложил сержант Ятченко.

Красноармеец-связист, устроившийся между огромным валуном и высокой раскидистой елью, протянул мне трубку.

- Как дела, Андрей Петрович? - Начальник отряда впервые назвал меня по имени и отчеству.

Я доложил, что произошло за два минувших дня.

- Молодцы! - донеслось с того конца провода любимое словечко подполковника Никитюка. - Объявляю всем благодарность. Особо отличившихся представьте к правительственным наградам.

Бойцы с воодушевлением восприняли мое сообщение о том, что начальник отряда похвалил нас. Перебивая друг друга, они вспоминали детали только что закончившейся схватки, делились своими переживаниями.

Оказывается, давно забытые, но милые сердцу картины возникали перед каждым пограничником. Один перед боем вспоминал Косогорский металлургический комбинат под Тулой, на котором трудился до призыва на действительную военную службу; другой - забавный случай на охоте; третий - родные рязанские места: крытые соломой осиновые избы, пруд, обсаженный ветлами, вкривь и вкось протоптанные дорожки, пойменные луга, поля, леса, речку, в которой мальчишкой ловил пескарей; четвертый, краснея, признался, что вспомнил вдруг, как впервые поцеловал любимую девушку.

- Она обещала ждать меня, - исповедовался перед друзьями пограничник. И когда немцы пошли в атаку, я подумал, что Оксана может не дождаться моего возвращения. Такое зло меня взяло, выразить не могу. Подвернувшегося под руку фашиста я ударил прикладом не так, как меня учили, а как мужик в "Александре Невском", тот, кто оглоблей псов-рыцарей охаживал. Так же я и с другими расправлялся. (У этого красноармейца была снайперская винтовка без штыка.)

Фашисты понесли большие потери. Но и мы не досчитались многих: одни были убиты, другие тяжело ранены. Был ранен в ногу и я, но из строя не ушел. Немного позже я обнаружил, что вторая пуля, пощадив меня, пробила планшетку, которую я храню и до сих пор как память о первой в моей жизни рукопашной схватке с фашистами.

В 1972 году мне пришлось побывать в Хельсинки и разговаривать с работниками финского министерства внутренних дел. Узнав, что в свое время я служил на советско-финской границе, а в первые месяцы войны воевал на Карельском перешейке, один из них, улыбаясь, спросил:

- А не случалось ли вам оборонять Койслахти, сражаться против меня?

Я, что называется, ожидал всего на свете, но только не этой встречи. В голове мелькнуло, что невероятные истории случаются не только в детективной литературе, а и в жизни. Тоже улыбнувшись, я ответил, что в течение двух дней отстаивал эту станцию, коротко напомнил события, уже известные читателю.

- В том бою мы, финны и немцы, превосходили вас в живой силе и вооружении, особенно в автоматах, - продолжал мой собеседник, - но воевали лучше вы. Последняя атака моряков, невесть откуда взявшихся, ошеломила нас.

* * *

Ценой больших потерь противник потеснил нас на левый берег реки Роккала-Йоки и занял часть поселка Роккала. Наше положение становилось поистине критическим. Нависла опасность окружения. Боеприпасы и продовольствие были на исходе. В этой труднейшей обстановке героем становился каждый.

Во время отхода на новый рубеж где-то впереди послышались автоматные очереди, разрывы ручных гранат. Рассредоточив роту, я приказал командиру отделения младшему сержанту Ф. Д. Помозкову взять с собой двух красноармейцев и выяснить обстановку. Оказывается, военфельдшер 1-й комендатуры Ф. X. Гринь и двое санитаров сумели отбить нападение группы автоматчиков, пытавшихся зайти к нам в тыл, причем в перестрелке было уничтожено четыре фашиста.

Как нельзя кстати, на опушке появились бойцы с ведрами: принесли горячие макароны с салом!

- Налетай с котелками! - приглашает старшина комендатуры.

А у нас ни котелков, ни ложек - выбросили вместе с ранцами. Одному ранец мешал стрелять, другому переползать по-пластунски, третьего демаскировал. Время не ждет - не одних нас кормить надо. Наломали бойцы еловых лап, вывалили на них макароны. Ели руками. Мы получили наглядный урок: тяжел ранец, неудобен, а необходим - все там есть для трудной солдатской жизни!

Получаю приказ - обороняться на шоссе. Роту поддерживает артиллерийская батарея старшего лейтенанта Попова (23-я армия). Мы еще не успели как следует закрепиться, а противник подверг наши позиции ураганному обстрелу. Вдобавок беспрерывно висели в воздухе его самолеты. К полудню нажим усилился, в особенности на флангах. Фашисты рассчитывали прижать нас к Финскому заливу и уничтожить.

Ожесточенный бой разгорелся восточнее поселка Роккала. Казалось, еще одно усилие - и враг достигнет цели. Я поднял роту в контратаку, которую тотчас поддержали моряки, занимавшие позиции правее нас. Фашисты беспорядочно отступили.

В этом бою пали смертью храбрых красноармейцы И. В. Михайлов, X. С. Хайбулин и многие другие. Сержант П. Ф. Ятченко, красноармейцы И. Т. Курышев и С. И. Гудков получили тяжелые ранения. Досталось и мне. Во время контратаки, находясь в цепи, я почувствовал толчок в грудь. По инерции пробежал еще несколько шагов и упал.