Александр Герасимов - «Охранка». Воспоминания руководителей охранных отделений. Том 2 Страница 19

Я пишу в Петербург с подробным изложением всего происшедшего, с просьбой приказать градоначальнику произвести требуемые аресты. Получается от министра внутренних дел Дурново телеграмма, но уже поздно: на квартирах, намеченных к аресту, лиц не оказывается — они все на баррикадах, за полотном железной дороги, в предместье Темернике. Революция в полном разгаре. Ходят только поезда с революционерами, товарное и пассажирское движение замерло. Пилар отрешен от должности и сказался больным. Власть переходит к казачьему подполковнику Макееву, человеку решительному, уравновешенному и со здравым смыслом.

Распропагандированный пехотный полк выводится из Ростова походным порядком по направлению к Новочеркасску. Остается казачья сотня и два артиллерийских орудия. В здании театра митинг, с баррикад стреляют, среди обывателей есть убитые и раненые. При взятии казаками вокзала ранен офицер. Митинг разогнан артиллерийскими снарядами, но баррикады держатся.

Под утро неизвестный подкрался к казачьему патрулю у ворот казарм и бросил бомбу. От взрыва у одного казака оказалась размозженной нога, а другой тяжело ранен в живот. Казаки озверели. Макеев это учел, говоря: надо быть с казаками осмотрительным и не выпускать их из рук: мало-мальски недосмотреть, и могут пострадать обыватели.

Вечером мимо тех же казарм полицейские вели в участок задержанного студента Когана, у которого было удостоверение революционного Красного Креста. Казак у ворот, завидев арестованного интеллигента, подал тревогу, и как вихрь на улицу выбежало человек двадцать казаков, отбили арестованного от полиции, и через несколько минут на снегу лежал растерзанный труп Когана.

Ночью секретный сотрудник «Саша» дал мне знать по телефону, что решено оставить баррикады и уйти вооруженными за Дон. Телефонирую Макееву, что отступающих можно оцепить и задержать, но оказалось, что казаки и лошади так переутомились за двое суток непрерывной работы, что этого сделать было нельзя.

Полиция сбилась с ног. В течение дня были случаи, что по полиции стреляли из окон и с балконов. Полиция также стреляла и убила на балконе одного человека. На своей квартире убит помощник пристава Снесарев. Убийцы в числе пяти человек ворвались в столовую и расстреляли полицейского на глазах его жены и детей.

Макеев просит выяснить, где засядут отступающие, чтобы на заре их оцепить, обезоружить и арестовать. На соборную колокольню, откуда далеко видны все окрестности, послано мною три филера, которые должны наблюдать в бинокль, если можно что-нибудь увидеть: ночь хотя и лунная, но небо облачное. Через час прибегает один из наблюдающих и говорит, что с баррикад сначала доносились крики и громкий разговор, а затем группа людей направляется к Дону. Сколько их, невозможно выяснить, так как тогда только и видно, когда луна выглянет из-за туч.

Маленький серенький человечек филер Марков теперь неузнаваем: наблюдение его захватило, глаза горят, речь твердая, определенная, и он просит разрешения пойти выследить революционеров, назначив ему в помощь другого филера, Иванова. Оба уходят... Вновь сведения с колокольни: перешли по мосту Дон, их всего человек 20—30, вначале было больше, но постепенно многие ушли.

Светает... Макеев спрашивает, как дела, и говорит, что сотня казаков и два орудия ждут распоряжения о выступлении. Прибегает Марков и докладывает, что отступившие с баррикад, частью вооруженные винтовками, еле дотащились, устало волоча ноги, до помещения Аксайского земледельческого завода. Некоторые в руках имели бомбы, судя по осторожности, с какой они несли свертки.

— Без малого не выдала меня собака, господин начальник, — сказал Марков. — Подойдя близко к идущим, я спрятался за забором, как вдруг она подбежала ко мне с громким ворчанием и начала скалить зубы. Я смело подошел к ней и ее обласкал. Она замолкла и стала лизать руки.

Вдруг вдалеке раздался взрыв. Затем Иванов докладывает по телефону, что на заводе Аксай произошли взрывы: сначала один, затем другой. Оттуда раздались крики и стоны, которые теперь почти затихли.

С нарядом полиции и доктором я отправился туда. В сарае на полу распростерты изуродованные трупы. Один из них, ребенок лет 10—12, в какой-то ватной кофте, с вывалившимися внутренностями.

— Вот и ростовский Гаврош![2] {11} — сказал доктор, беря маленькую безжизненную руку дитяти.

Слышны стоны тяжелораненых. Один из них объяснил, что кто-то из них по неосторожности уронил бомбу, она взорвалась, а по детонации взорвались другие и бывший с ними динамит. Вскоре умерли и раненые.

Так закончилась в Ростове-на-Дону революция 1905 года.

Всего в сарае умерло шестнадцать человек, но их единомышленники притаились и на похоронах не появились.

Вот маленькая картина нескольких дней революции 1905 года в провинциальном городе. Но что же было во всей России?

Было то же, что в Ростове-на-Дону и во всех южных городах России, но на Севере не было еврейских погромов. Чем население города было больше, тем крупнее были выступления и шире проявлялась деятельность войск и администрации в подавлении эксцессов.

Начались репрессии, вплоть до посылки карательных отрядов. Революционные партии все-таки не сдались, организовывая подполье и проводя террор. С конца 1905 года и до 1906-го был совершен ряд покушений и убийств на всей территории России. Убивали жандармских офицеров, полицейских, губернаторов, министров.

Масса арестованных. Большинство на допросах молчало, но некоторые словоохотливые старались бросить суду или следователю свои мысли и убеждения, которые можно резюмировать так:

Революция не проиграна, так как вырвала у правительства Манифест 17 октября 1905 года, который хотя и не дал конституции, но создал трибуну для вождей освободительного движения; революция указала, что восставший пролетариат находился в руках вожаков, действуя ярко и единодушно; что скоро будет вновь революция, которая сотрет слабое ненавистное правительство; что всякое выступление, даже частное, закаляет рабочие и крестьянские массы и указывает им, как трусливо реагируют на них уступками и хозяева предприятия, и власти. Пролетариат убедился, что власть не так страшна, как он это себе представлял, и наоборот, что революционные партии представляют собой мощную силу, которую пролетариат до того времени не сознавал.

— Революция окрылила нас, и мы верим в ее победу! — заключил свою речь впоследствии в Одессе один из обвиняемых.

Правительство в 1905 году сразу растерялось от неожиданности, а вернее, от молниеносной быстроты, с которой созревали события с массовыми революционными выступлениями по всей империи. Оно допустило даже сформирование в Петербурге «Совета рабочих депутатов», но вскоре оправилось и, проявляя планомерную полноту власти, восстановило свой престиж.