А. Ходоренко - 10 гениев бизнеса Страница 19

Затем, если останется сумма, то ее и другие какие-либо доходы общества употребить на приобретение, как выше сказано, истинно замечательных художественных произведений.

Более всех обращаюсь с просьбой моей к брату Сергею; прошу вникнуть в смысл желания моего, не осмеять его, понять, что для доставляющего ни жены, ни детей и оставляющего мать, брата и сестру, вполне обеспеченных, для меня, истинно и пламенно любящего живопись, не может быть лучшего желания, как положить начало общественного, всем доступного хранилища изящных искусств, принесущего многим пользу, всем удовольствие.

Потом если предположение это состоится, то прошу брата Сергея быть членом общества и позаботиться о выполнении всех моих желаний относительно устройства общества.

Если в случае смерти моей после этого письма представлено будет второе, но в нем что-либо изменится против этого, то прошу поступить согласно последнего.

Из вышеозначенного капитала 266 180 р., выключая наследственный капитал 108 000 р. и на устройство н. галереи 150 000 р., останется его затем 8180 р. Этот капитал и что вновь приобретется торговлей на мой капитал прошу употребить на выдачу в замужество бедных невест, но за добропорядочных людей.

Более я ничего не желаю, прошу всех, перед кем согрешил, кого обидел, простить меня и не осудить моего распоряжения; потому будет довольно осуждающих и кроме вас, то хоть вы-то, дорогие мне, останьтесь на моей стороне.

Павел Третьяков. Варшава; 17/29 мая 1860 года».

Завещание это родным исполнить не пришлось. Павел Михайлович сам осуществил свою мечту – создал народную художественную галерею.

Интересные высказывания П. М. Третьякова можно встретить и в переписке с Верещагиным по поводу изображения современной им Русско-турецкой войны 1877–1878 годов за независимость Болгарии от Турции, войны, в которой Россия выступила на стороне Болгарии. Узнав от Стасова, что Верещагин собирается ехать на фронт, чтобы писать серию картин об этой войне, П. М. Третьяков писал Стасову: «Только может быть в далеком будущем будет оценена жертва, принесенная русским народом». Третьяков предлагал Верещагину уплатить вперед большую сумму за его работу: «Как ни странно приобретать коллекцию, не зная содержание ее, но Верещагин такой художник, что в этом случае на него можно положиться, тем более, что помещая в частные руки, он не будет связан выбором сюжетов и, наверное, будет проникнут духом принесенной народной жертвы и блестящих подвигов русских солдат и некоторых отдельных личностей, благодаря которым дело наше выгорело, несмотря на неумелость руководителей и глупость и подлость многих личностей». И, переходя к картине Верещагина «Пленные», Павел Михайлович замечает, что она «одна сама по себе не представляет страницы из болгарской войны, подобные сцены могут быть и в Афганистане, да и во многих местах; я на нее смотрю как на преддверие в коллекцию».

Это письмо вызвало восторг Стасова, который считал его историческим в деле русского искусства.

Иного мнения был Верещагин: «Что касается Вашего письма к В. В. Стасову по поводу виденной Вами моей картины, то очевидно, что мы с Вами расходимся немного в оценке моих работ и очень много в их направлении. Передо мной, как перед художником, – Война, и я ее бью, сколько у меня есть сил; сильны ли, действительны ли мои удары – это вопрос, вопрос моего таланта, но я бью с размаха и без пощады. Вас же, очевидно, занимает не столько вообще мировая идея войны, сколько ее частность, например, в данном случае "жертвы русского народа", блестящие подвиги русских солдат и некоторых отдельных личностей, поэтому и картина моя, Вами виденная, кажется Вам достойной быть только "преддверием будущей коллекции". Я же эту картину считаю одною из самых существенных из всех мною сделанных и имеющих быть сделанными. Признаюсь, я немного удивляюсь, как Вы, Павел Михайлович, как мне казалось, понявший мои туркестанские работы, могли рассчитывать найти во мне и то миросозерцание, и ту податливость, которые, очевидно, Вам так дороги…»

Помимо собирательства, Павел Михайлович Третьяков активно участвовал в благотворительной деятельности.

Он состоял почетным членом Общества любителей художеств и Музыкального общества со дня их основания, вносил солидные суммы, поддерживая все просветительские начинания. Оказывал материальную помощь отдельным художникам и Московскому училищу живописи, ваяния и зодчества, с 1869 года являлся членом совета Московского попечительства о бедных. Был также членом советов Московского коммерческого и Александровского коммерческого училищ. Половину своих средств Павел Михайлович завещал на благотворительные цели: на устройство приюта для вдов, малолетних детей и незамужних дочерей умерших художников (был построен в 1909–1912 годах архитектором Н. С. Курдюковым в Лаврушинском переулке), для раздачи рабочим и служащим своих предприятий, а также на финансирование галереи. Принимал участие во всех пожертвованиях в помощь семьям солдат, погибших во время Крымской и Русско-турецкой (1877–1878 годов) войн. Стипендии П. М. Третьякова были установлены в коммерческих училищах – Московском и Александровском.

Павел Михайлович никогда не отказывал в денежной помощи художникам и прочим просителям, тщательно заботился о денежных делах живописцев, которые без страха вверяли ему свои сбережения. Он многократно ссужал деньги своему доброму советнику и консультанту И. Н. Крамскому, бескорыстно помогал В. Г. Худякову, К. А. Трутовскому, М. К. Клодту и многим другим.

Братьями – Павлом и Сергеем Третьяковыми было основано в Москве Арнольдо-Третьяковское училище для глухонемых. Павел Михайлович очень серьезно относился к своему детищу. История этого огромного среднего и высшего учебного заведения началась, как в сказке. Жил в Петербурге учитель математики по фамилии Арнольд. Был у него сын. Мальчик, когда ему исполнилось два года, упал, ушиб голову, отчего на одно ухо оглох совсем, а другим почти не слышал. Отец сам старательно занимался с ним, чтобы он не потерял речи. Молодой Арнольд получил образование заграницей, вернулся в Россию и поступил на чиновничью службу. Получив после смерти отца небольшое наследство, он решил употребить его на пользу себе подобных – глухих и глухонемых. Он открыл маленькую школу, но в Петербурге уже было казенное училище, куда состоятельные люди отдавали за хорошую плату своих глухонемых детей для образования и воспитания. К Арнольду обращались люди неимущие, и дело его шло плохо. Тогда он решил перебраться в Москву, где в то время такого училища не было. В 1850 году он купил в Химках две дачки и расположился в них со своими двенадцатью учениками. Но вскоре прогорел, и ему пришлось просить помощи у благотворителей. Так дошел он до московского городского головы Александра Алексеевича Щербатова. Тот свел Арнольда с П. М. Третьяковым и Д. П. Боткиным. Эти, в свою очередь, привлекли нескольких коммерсантов. В 1863 году был основан попечительный комитет.