Отмененный проект - Майкл Льюис Страница 19

что математику Амос, по его мнению, мог выучить и сам. Но не мог отказаться от редкой возможности получить в преподаватели гуманитарных наук Баруха Курцвайля[17]. «В отличие от большинства учителей, которые распространяют скуку и поверхностный подход, я полон удовольствия и удивления на его уроках литературы на иврите и философии», – писал Амос своей старшей сестре Рут, переехавшей в Лос-Анджелес. Амос писал для Курцвайля стихи и планировал стать поэтом или литературным критиком[18].

У него завязались глубокие и, вероятно, романтические отношения с новой ученицей Далией Равикович. После смерти отца девушка жила в кибуце, который ненавидела, потом неудачно прошла через несколько приемных семей. Она представляла собой образец социального неблагополучия, во всяком случае, его израильскую версию 50-х годов. И все же Амос, самый популярный парень в школе, сблизился именно с ней. Другие дети не знали, что и думать.

Амос еще выглядел мальчиком, Далия – уже почти взрослой женщиной. Он любил природу и игры, она… ну, когда остальные девушки отправлялись в спортзал, она сидела у окна и курила. Амосу нравилось находиться среди людей, Далия была одиночкой. Только позже, когда поэзия Далии получит высшие литературные премии Израиля и она станет мировой сенсацией, люди скажут: «О, понятно, два гения!»

Это было и так, и не так. Амос всегда был невероятно жизнерадостным человеком. Далия, как и Курцвайль, попыталась покончить жизнь самоубийством. (Курцвайлю это удалось.)

Как и многие еврейские дети Хайфы в начале 1950-х годов, Амос вступил в левое молодежное движение «Нахаль» и вскоре стал его лидером. Слово «Нахаль» было аббревиатурой еврейского выражения, означающего «Молодежь – первопроходцы и бойцы», а сама организация являлась ступенью перемещения молодых сионистов из школы в кибуцы. Идея заключалась в том, что пару лет они будут служить солдатами и охранять кибуцы, а потом и сами станут в них жить и работать.

В последний год учебы Амоса в школе в Хайфу приехал лихой израильский генерал Моше Даян, чтобы поговорить с учениками. Мальчик, которому довелось оказаться в зале, вспоминал: «Он говорит – все, кто идет в Нахаль, поднимите руки! Поднимается огромное количество рук. И тогда Даян сказал – вы все предатели. Мы не хотим, чтобы вы выращивали помидоры и огурцы. Мы хотим, чтобы вы сражались». В следующем году каждой молодежной группе в Израиле было предложено выбрать двенадцать детей на каждую сотню, чтобы служить своей стране не фермерами, а десантниками. Амос напоминал скорее бойскаута, чем элитного солдата, но тут же вызвался. Слишком легкий, чтобы пройти отбор, он пил воду, пока не набрал нужный вес.

В школе десанта Амос и другие молодые люди превратились в символы новой страны, в воинов, в машины для убийства. После того как они доказали, что могут прыгать на землю с пятиметровой высоты, ничего не ломая, их загружали в старый деревянный самолет времен Второй мировой. Пропеллер находился на том же уровне, что и двери, но прямо перед ними, так что сильный порыв ветра мог отбросить человека назад в момент десантирования. Лампа над дверью горела красным. Они проверяли снаряжение друг друга до тех пор, пока не загорался зеленый свет, и один за другим двигались вперед. Того, кто замешкался, выталкивали силой.

Первые несколько раз многие молодые мужчины колебались, им требовался небольшой толчок. Парень из группы Амоса отказался прыгать и стал изгоем на всю оставшуюся жизнь. Амос не колебался. «Он всегда был полон энтузиазма, когда нужно было прыгать с самолета», – вспоминал его сослуживец Ури Шамир. Он прыгал раз пятьдесят, если не больше. Он прыгал в тыл врага. Он прыгал в 1956 году во время Синайской кампании.

После окончания университета в 1961 году Амос улетит в США учиться в аспирантуре – впервые в жизни на самолете без парашюта. Когда воздушное судно окажется на земле, он с неподдельным любопытством посмотрит вниз и скажет соседу: «Я еще никогда не приземлялся».

Вскоре Амос стал командиром взвода. «Удивительно, как быстро человек может приспособиться к новому образу жизни, – писал он сестре в Лос-Анджелес. – Парни моего возраста, от которых я не отличаюсь ничем, кроме двух полосок на рукаве, теперь отдают мне честь и выполняют каждый мой приказ: хоть бегать, хоть ползать. Причем эти отношения кажутся мне естественными». Письма, которые писал Амос, цензурировались и сохраняют только отблеск его реального боевого опыта.

Он терял людей и спасал их. «Во время одного из заданий я спас своего солдата и получил награду, – писал он сестре. – Я не считаю, что сделал что-то героическое, я просто хотел, чтобы мои солдаты благополучно вернулись домой».

Были и другие испытания, о которых он редко рассказывал. Высокопоставленный израильский офицер-садист хотел проверить, как долго способны передвигаться солдаты без воды. Эксперимент закончился, когда один из десантников умер от обезвоживания. Амос дал показания против этого офицера на военно-полевом суде.

Однажды ночью подчиненные Амоса набросили одеяло на голову другого офицера-садиста и зверски его избили. Амос не участвовал в избиении, но в ходе последующего расследования помог солдатам избежать наказания. «Когда вам будут задавать вопросы, просто утомляйте их большим количеством несущественных деталей, и они отстанут», – посоветовал он. Сработало.

К концу 1956 года Амос был не просто командиром взвода, но и обладателем одной из высших в израильской армии наград за отвагу. Во время учений в присутствии генерального штаба Армии обороны Израиля один солдат должен был проделать проход в заграждении из колючей проволоки при помощи удлиненного подрывного заряда. От момента, когда он потянет шнур, активируя взрыватель, у солдата было двадцать секунд, чтобы убежать в укрытие. Солдат толкнул заряд под заграждение, дернул шнур, потерял сознание и рухнул прямо на взрывчатку.

Командир Амоса закричал, чтобы все оставались на местах, обрекая потерявшего сознание солдата на смерть. Амос проигнорировал приказ, рванул из-за стены, служившей прикрытием для взвода, подхватил солдата, оттащил его на несколько метров, бросил на землю и упал сверху. Осколки от взрыва останутся в его теле на всю жизнь. Когда Моше Даян, который видел весь эпизод, протянул Амосу награду, он сказал: «Это было очень глупо и очень смело. В следующий раз ты так легко не отделаешься».

Подчас людям, видевшим Амоса в деле, казалось, что он скорее боялся прослыть недостаточно мужественным, чем был храбрым на самом деле. «Он всегда отличался самоотверженностью, – вспоминает Ури Шамир. – По-моему, это своеобразная компенсация за то, что он такой тонкий, слабый и бледный». Да если и так: он понуждал себя быть храбрым, пока храбрость не вошла в привычку. «Я не могу отделаться от ощущения, что ты