Русская армия на чужбине. Галлиполийская эпопея. Том 12 - Сергей Владимирович Волков Страница 19

Гораздо большее значение, чем резолюции съезда и его декларации, имело появление на сцене таких фигур, как Керенский и Чернов. Всем стало воочию и безошибочно ясно, в чем заключалась новая тактика Милюкова. Появившееся затем в печати известное письмо Чернова, разоблачающее его двусмысленное поведение на собрании, где он, по его словам, ходил на самом краю пропасти, остерегаясь упасть в кадетскую яму, и постановление центрального комитета партии социал-революционеров в Москве, отвергающее всякое соглашение с буржуазными партиями, явно показали, какими гнилыми нитками было сшито соглашение парижской группы кадетов с заграничной группой социал-революционеров. Но в то время Милюков торжествовал победу; он оказался как раз в своей сфере вынесения деклараций, согласительных формул и резолюций. Какой-то известный парижский скульптор выставил бюсты Милюкова и Керенского как великих людей русской революции, и в газетах писали, что Милюков изображает волю и мощь революции, а Керенский ее порыв и пафос.

Происшедшее затем восстание в Кронштадте окрылило надеждами членов Парижского совещания. В этом восстании они увидели подлинное народное движение, в противоположность Белому, как реакционному, обреченному на провал. Но прошло тридцать дней, и восстание было подавлено. Были подавлены также и крестьянские бунты, вспыхивавшие то тут, то там в разных концах России. И в довершение всего постановление центрального комитета партии эсеров в Москве признало: «Пролетариат городов в настоящее время занят прежде всего вопросом прямого спасения своей жизни от голодной смерти».

«Крайне ослабленная организационная распыленность, усталость от борьбы, аполитизм, недоверие к своим силам – вот те черты, которые, к сожалению, так сильно запечатлелись в настоящее время на лице городского рабочего. В трудовом крестьянстве точно так же сильно подорвалась вера в партии и политические группировки. Оно еще в большей степени охвачено аполитическими настроениями». Далее осуждаются «стихийные выступления трудящихся масс». «П.С.Р. в современной обстановке должна решительно высказаться против лишь разоряющих страну и ослабляющих фронт трудящихся стихийных повстанческих движений, против партизанщины, против голодных бунтов в городах» и пр.

Таким образом, ожидание, что изнутри России поднимется мощная волна народного негодования, которая сметет большевизм и расчистит путь на Москву, оказались теми же тщетными надеждами, какие и раньше высказывались – «народ придет», «народ скажет», «народ возьмет», и являлись лишь свидетельством собственной неспособности к каким-либо активным действиям. Таковы были те живые силы, которые думал объединить и возглавить Милюков и которые, будучи связаны с революцией, заключали в себе все будущее России.

Теперь, когда все это стало достоянием истории и вся несостоятельность новой тактики Милюкова столь явно обнаружилась, многие из участников Парижского совещания, по всей вероятности, не стали бы слишком настаивать, чтобы в их биографиях было упомянуто о тех днях, когда они выступали со своими заявлениями в парижском собрании в январе 1921 года.

* * *

Струве и Бернацкий в Париже принимали все меры к образованию внепартийного комитета для заведывания делом помощи русским, согласно настоянию французского правительства. Финансовые круги уклонялись от участия в том деле, которое не обещало ничего, кроме тяжелой ответственности, бесконечных нареканий и неприятностей. Только в начале января удалось, наконец, составить так называемый деловой комитет из представителей армии, финансового союза, банковских деятелей, Красного Креста, городского и земского союзов.

Комитет этот, однако, не встретил сочувствия во французском правительстве, так как оно не было склонно считаться с представительством Русской армии, и в вопросе о ликвидации имущества, полученного от генерала Врангеля, держалось своих особых взглядов, идущих вразрез со взглядами комитета. Комитет в своей декларации, поданной французскому правительству, определенно выступил в защиту русских интересов и против присвоения иностранцами русского имущества, находившегося в их руках.

С приездом в Париж Бахметева31, посла Временного правительства в Америке, дело приняло сразу другой оборот. 2 февраля 1921 года находившиеся в Париже Гире32, Маклаков33 и Бахметев при участии Бернацкого собрали совещание, на котором было признано, что армия генерала Врангеля потеряла свое международное значение и Южно-русское правительство с потерей территории, естественно, прекратило свое существование. При всей желательности сохранения самостоятельной Русской армии с национально-политической точки зрения разрешение этой задачи встречается с непреодолимыми затруднениями финансового характера. Все дело помощи беженцам надлежит сосредоточить в ведении какой-либо одной организации. По мнению совещания, такой объединяющей организацией должен быть Земско-городской комитет помощи беженцам. Единственным органом, основанным на идее законности и преемственности власти, объединяющим действия отдельных агентов, может явиться совещание послов.

В силу этого и было принято решение образовать в Париже под председательством старшины дипломатического представительства М.Н. Бирса совещание послов с устранением представительства Главного командования, с финансовым комитетом, при участии Бернацкого, отказавшегося к тому времени от представительства Русской армии, и князя Львова34 в качестве уполномоченного Земско-городского союза.

Что же представлял собою Земско-городской союз, этот единственный орган общественного представительства, с которым считалось посольское совещание, включив его председателя, князя Львова, в свой состав? В Париже несколько месяцев перед тем было организовано частное общество, занявшееся делом самопомощи, приобретшее типографию для своих изданий и т. д. Общество это называлось Земско-городским объединением; в его состав входили все земские и городские деятели, выбранные на последних выборах прямой подачей голосов, все же остальные земские деятели, так называемые цензовики, допускались только по баллотировке. Вот это-то объединение, возглавляемое князем Львовым, и явилось инициативной группой, созвавшей в Париже, в конце января, съезд организаций земского союза и городского союза, действовавших в то время за границей в Лондоне, Нью-Йорке, Константинополе, Берлине и других городах.

Накануне созыва съезда в общество, именуемое Земско-городским объединением, были выбраны Милюков и Керенский, с целью, очевидно, подчеркнуть полную аполитичность. На съезде был выбран Земско-городской комитет помощи беженцам, как было объявлено в газетах, являющийся единственно полномочной за границей центральной организацией. В состав комитета были выбраны 30 членов. Все это были имена, за исключением трех или четырех, совершенно неизвестные земской России, а имена же Винавера, Минора, Рубинштейна, Коновалова и прочих явно свидетельствовали, что подбор людей в Земско-городской комитет делался вовсе не по признаку заслуженного авторитета в земской среде, а по совершенно иному основанию, а именно по скомпрометированности в революции, как говорил Милюков.

Таким образом, под флагом Земско-городского комитета, возглавляемого князем Львовым, укрылась группа лиц, использовавшая вывеску чужого заслуженного имени для своих собственных целей. Князь Львов, так же как и во время своего злосчастного председательствования во Временном правительстве, оказался во главе и вновь под контролем так называемой революционной демократии. Был сделан общественный подлог, было приобретено расположение американского и