Михаил Энгельгардт - Жорж Кювье. Его жизнь и научная деятельность Страница 19

Революция 1830 года застала Кювье врасплох. В это время он стоял уже слишком высоко, чтобы видеть то, что кипело и бурлило внизу, и ум его оказался столь же слепым, как глупость Полиньяка. Накануне революции Кювье выехал из Парижа, отправляясь в Англию, и известие о перевороте дошло до него только в Булони.

Воцарение Луи-Филиппа ничего не изменило в положении Кювье. В 1831 году он был пожалован пэром Франции, а в следующем году смерть положила конец его блестящей карьере. Оглядываясь на эту неутомимую деятельность, мы видим, что Кювье оказал несомненные услуги родине заботами о народном образовании и борьбою с крайностями реакционной политики. Однако стремления его к крайней централизации образования имели свою негативную сторону, а борьба с реакцией не мешала выступать защитником законов, которым в душе он не сочувствовал.

Во всяком случае, деятельность эта не представляет ничего выдающегося. Кювье не играл особенно активной роли в политике, да и не мог играть, потому что не хотел выступать ни резким сторонником, ни резким противником правительства, не хотел играть ни роль Полиньяка, ни роль Манюэля. Он был простою «полезностью», делал массу дел, касавшихся, так сказать, административной техники, смягчал, сколько мог, суровые меры и подчинялся неизбежному.

Так что если бы он и вовсе не принимал участия в политике, то ореол славы, окружающей его, не потерял бы ни одного из своих лучей.

Глава VIII. Частная жизнь Кювье

Масса и разнообразие трудов Кювье. – Память. – Способность быстро схватывать суть дела и переходить от одного к другому без перерыва. – Образ жизни. – Вечера. – Рассказ Пфаффа. – Щедрость, бескорыстие, беспристрастие Кювье. – Семейные несчастия: смерть детей, смерть Клементины Кювье. – Последние годы жизни: спор с Жоффруа Сент-Шером. – Болезнь и смерть Кювье.

Частная жизнь Кювье, как и у большинства великих ученых и мыслителей, имеет спокойный и однообразный характер. С 1795 года он жил большей частью в Париже, покидая его только изредка; так, в 1809—1813 годах он посетил, по поручению правительства, Германию, Голландию и Италию, в 1818 и 1830 годах был короткое время в Англии для ознакомления с тамошними учеными и музеями.

Разнообразие и количество его занятий неимоверно. Как успевал он справляться с такой грудой дел? Около 150 мемуаров по различным вопросам анатомии, зоологии и палеонтологии; многотомные сочинения, такие, как «Règne animal», «Leсons d'anatomie», «Recherches sur les ossements fossiles», «Histoire des Poissons», причем некоторые из них издавались по два, по три раза в дополненном и переработанном виде; ежегодные отчеты академии по всем наукам, кроме высшей математики; около 40 Eloges historiques, остальные труды по истории науки; чтение лекций в различных учебных заведениях, наконец, административная деятельность, доходившая, как мы видели, в одном комитете внутренних дел до необходимости обсудить около 10 тыс. докладов в год, – вот деятельность, перед которой простой смертный может только развести руками.

Заметим, что Кювье следил за общей литературой и всегда стоял за это, доказывая, что наука и литература тесно связаны друг с другом.

Кроме того, он был тонким знатоком и любителем искусства и никогда не упускал случая посещать картинные галереи и музеи. Рафаэль был его любимым художником. Когда друзья упрекали его за то, что, будучи в Риме, он не съездил в Неаполь, он оправдывался тем, что в Неаполе нет Ватикана.

В последние годы жизни Кювье занимал 9 мест. Он был профессором в Jardin des Plantes и Collège de France, бессменным секретарем Академии наук, канцлером и советником университета, председателем комитета внутренних дел, членом Государственного совета, директором некатолических заведений, пэром.

И заметьте, что ни одно из этих мест не было синекурой. Каждое требовало более или менее хлопотливой деятельности.

При таком разнообразии занятий большую услугу оказали Кювье его громадная память, способность разом схватывать суть дела и излагать ее в ясной и сжатой форме и уменье переходить от одного дела к другому почти без перерыва.

Память его была так велика, что он мог, например, перечислить все знатнейшие фамилии Франции, назвать их наиболее выдающихся членов и указать, кто из них, когда, где и чем отличился. Все ученые по большей части должны делать выписки и конспекты из работ, относящихся к их предмету; Кювье этого не требовалось. В государственной деятельности, где приходилось помнить бездну законов, указов, циркуляров, эта способность тоже оказала ему немалую услугу.

Насколько сильна была в нем способность быстро схватывать суть дела, мы уже видели из рассказа Пакье о его деятельности в комитете внутренних дел. Благодаря этой способности он мог писать свои сочинения прямо начисто, без черновика.

Одною из самых замечательных черт его ума было уменье сразу возобновлять прерванную нить размышлений. Ему никогда не приходилось, что называется, «собираться с мыслями». Вернувшись из заседания совета, он садился за какой-нибудь мемуар об ископаемом носороге и продолжал его с той строчки, на которой бросил вчера. Таким образом, каждые четверть часа, каждые пять минут свободных шли в дело.

Помимо этого, Кювье вел строго упорядоченную жизнь. Каждый час имел свою работу, каждая работа – свой кабинет, в котором находилось все, что имело отношение к этой работе: книги, рисунки, препараты.

Жизнь его в эпоху полной славы и блеска проходила следующим образом. Вставая в 8 часов утра, он работал полчаса или час перед завтраком, во время которого читал газеты, слушая в то же время разговор окружающих. Затем принимал лиц, имевших к нему какое-нибудь дело, и около 11 часов отправлялся в Государственный совет или Совет университета. Домой возвращался часам к шести и, если до обеда оставалось хоть четверть часа свободных, пользовался ими для того, чтобы продолжать работу, прерванную вчера. После обеда, если некуда было идти, продолжал научные занятия до 10—11 часов; от 11 до 12 слушал историческое или литературное чтение.

Вполне свободным оставалось для него только воскресенье, и этот день почти исключительно был посвящен науке.

Чтобы не терять даром времени, он устроил приспособления для чтения и письма в своей карете и занимался во время переездов.

По субботам у Кювье происходили вечера, на которых можно было видеть цвет европейской интеллигенции. «Иностранец, – говорит миссис Ли, – удивлялся, встречая на этих вечерах славнейших людей Европы и запросто разговаривая с принцами, пэрами, дипломатами, учеными и самим хозяином, который одинаково приветливо принимал принца и бедного студента из пятого этажа соседнего отеля».