Будённовский рубеж - Алексей Филатов Страница 19

От него я узнал, что он силой привёз родного брата Басаева Ширвани и двоюродного брата (его имени я не помню). Когда они зашли в больницу, Шамиль начал кричать на Ширвани: «Зачем ты сюда приехал? Я убью тебя!» Ширвани стал объяснять, что он не по своей воле приехал, что их прислал Масхадов. С Масхадовым договорился Куликов. Масхадов – человек военный, полковник Советской армии, артиллерист, с ним можно было вести переговоры, это я по своему опыту знаю. Мы готовили переговоры Куликова-Масхадова в марте того года, оттуда я и узнал Абу Мовсаева и Асламбека Большого.

Визит Ширвани ничего не дал. Его посылали в больницу три раза. На третий раз он не пошёл, сказал: «Они меня расстреляют». В штабе его спросили: «Что же делать?» Он ответил: «Привезите сюда всю нашу семью, поставьте здесь перед больницей и начните расстреливать по одному. Когда половину расстреляете, может, Шамиль и согласится отдать заложников. Но вряд ли». Вслед за Ширвани в Будённовск прибыла группа муфтията из Ингушетии. Басаев, узнав об их приезде, назвал их врагами и сказал, что если они придут в больницу, их расстреляют. Муфтии отказались участвовать в переговорах.

Мы зашли в больницу в очередной раз. Пока говорили с Шамилем, Умар продолжил уговаривать боевиков и наконец получил согласие большинства. Итак, операция была спланирована и готова: ликвидируем Шамиля Басаева и Абу Мовсаева, а Асламбеков, Большого и Маленького, нейтрализуем спецсредством – аэрозолем. В ходе обсуждения плана мы решили: нужно кого-то оставить в живых, чтобы получить информацию о заказчиках. Абу – очень жёсткий и разговаривать бы с нами не стал. С Басаевым всё понятно. Поэтому оставляем в живых Асламбеков. Но в случае сопротивления уничтожаем и их.

Около трёх часов дня я был готов доложить наш план штабу. Когда я зашёл в здание ОВД, ко мне подошёл генерал Чернобылов, спросил, как обстановка. Я ответил, что всё готово. Он попросил меня зайти в раздевалку спортзала.

В раздевалке я увидел генерал-лейтенанта, одетого в военную форму камуфляжной расцветки. Позже я узнал, что это был директор ФСБ Степашин. Он сидел на скамейке, у него были очень красные щеки, в руке – пистолет Макарова. В куртке моего камуфляжа был карман под пистолет. Я оторвал от него шнурок с карабином, попросил пистолет у Степашина, шнурок закрепил на его брючном ремне и пристегнул карабин. Он посмотрел на меня и сказал: «Видно: военный человек, всё знает». Чернобылов улыбнулся. Затем Степашин спросил: «Ну, что у тебя там?» Я начал объяснять, что моя группа готова устранить Басаева, и предложил проехать со мной на улицу Красную для обсуждения плана. «Если наш план не сработает, что маловероятно, вы сможете штурмовать больницу и сказать, что другого выбора у штаба не было», – сказал я.

Когда мы выходили из здания ОВД, я предложил Степашину снять погоны на камуфляже, чтобы избежать непредвиденной ситуации – прежде всего, внимания снайпера. Он согласился. Мы сели в мою белую служебную «семёрку» и поехали на улицу Красную.

Когда мы подъехали, ко мне подошли Александр Зардарьян, бывший сотрудник ГАИ, и Владимир Чернышов, механик больничного гаража. Они искали меня. Они сказали, что в одном из боксов больничного гаража сидят люди – одна женщина и пятнадцать мужчин. Они выходят на связь по радиостанции из машины скорой помощи. Все эти дни ничего не ели, воду для питья сливают из отопительных батарей. Там же находится заведующий гаражом Васильев, он тяжело ранен. Зардарьян и Чернышов просили, чтобы я вытащил людей. Со двора вышел Фёдор Заикин, я оставил ему генералов для беседы с ребятами, а сам спешно поехал в штаб ОВД.

Обсуждение операции по освобождению людей заняло минут сорок. Как только оно закончилось, я погнал обратно на Красную.

Когда я подъехал к дому, со двора вышли Степашин и Чернобылов. Степашин сказал мне: «Ты куда нас привёз? Здесь одни бандиты». Я был очень удивлён, начал говорить, что эти «бандиты» помогают нам и что они готовы ликвидировать верхушку банды и освободить заложников. Он меня не слушал. Его интересовало только одно: куда я так спешно уехал. Я попытался объяснить, что решал вопрос по освобождению заложников, но в ответ услышал, что он не любит, когда ищут оправдания.

Если бы я знал, что вопрос с людьми в гараже решат без меня, никуда бы не поехал. Но абсурдность ситуации была в том, что без меня его решить не могли. Они спрашивали: «Есть ли у вас карты подземных коммуникаций?» Ну откуда у начальника шестого отдела УБОП карты подземных коммуникаций больницы? Растерянность, неразбериха полнейшая.

Не говоря ни слова, я отвёз генералов в ОВД. Ехали молча. Я не стал говорить со Степашиным. Я не из той категории, чтобы вести диалог, когда на меня орут. Не он же пойдёт в больницу, а я.

Я вернулся на Красную. Спросил ребят, что произошло в моё отсутствие. Они сказали, что их даже не слушали. Начались вопросы: «А ты кто? А ты откуда?» Ребята возмущались: «Зачем ему, кто я? Мы готовы пойти и сделать дело».

Обсудив все детали операции, мы приняли единогласное решение о её проведении. На следующее утро в больницу заходят четверо: я, Шарип, Умар и Адам. Ликвидируем Басаева, Мовсаева. Нейтрализуем или же ликвидируем Исмаилова (Маленький) и Абдулхаджиева (Большой). Далее – переговоры с «пехотой». Я сказал ребятам, что еду в штаб и буду добиваться, чтобы наш план утвердили. Я был уверен, что меня всё-таки выслушают и поддержат.

Было уже темно, когда я сел в «Жигули» и поехал в главный штаб. Поднялся на третий этаж ОВД и вошёл в кабинет, где ранее разговаривал с генералами. Комната не освещалась, свет горел только в начале коридора. В полумраке я увидел сидящего на полу ссутулившегося человека с вытянутыми вперёд ногами. Это был генерал Чернобылов. Я подошёл и сказал, что мы всё так же готовы утром выполнить план и что это нужно сделать. Он устало кивал: «Да, да». Я вышел из кабинета и собирался ехать на Красную, чтобы сообщить ребятам о том, что разрешение получено.

Сбегая вниз, на втором этаже ОВД я встретил Владимира Михояна, начальника службы участковых инспекторов. Он шёл в сторону дежурной части с листом бумаги в руках. Я не видел, что на