Валерий Могильницкий - Безымянные тюльпаны. О великих узниках Карлага (сборник) Страница 19

Фаня Абрамовна Аграновская скончалась в 1965 году, когда ее сыновья были в зените славы. Перед кончиной она сказала им: «Я была самой счастливой матерью, я не знала равнодушия со стороны сыновей и близких мне людей».

Глава девятая

Последний из живых поэтов

Когда в 80-е годы прошлого столетия я руководил в Джезказганской области литературным объединением «Слиток», то на его занятия часто приходил местный поэт Юрий Васильевич Грунин. В то время наше братское общество было довольно сильным в литературном отношении: в его рядах тогда находились такие превосходные поэты Джезказгана как Сатин-Гирей Байменов, Ольга Шиленко, Марат Ратнер, Зинаида Чумакова, Куаныш Ахметов, публицист Михаил Волков и другие. Но Юрий Васильевич Грунин как-то особо выделялся среди них и тематикой своей поэзии, и ее разработкой — строгим ритмом стиха, оригинальными рифмами… Когда он поднимался на трибуну, то небольшой зал в Доме политпросвещения, где мы собирались, как бы замирал от предчувствия чего-то необычного, свежего в поэзии… И Грунин оправдывал это предчувствие своими стихами. Ибо в то время он один владел в Джезказгане лагерной темой, причем мастерски, без прикрас, без повторов уже сказанного Солженицыным… Для нас это было потрясением! Конечно, мы знали, что Юрий Васильевич Грунин прошел тяжелый путь заключенного особого лагеря Степлага, что за его плечами «в ночах встают и падают туманы, болят зарубцевавшиеся раны». Тогда еще ходили слухи о том, что он в фашистском плену работал переводчиком в гестапо и даже написал поэму о Гитлере.

Но что не сочинят, не скажут злые завистливые языки! Кривда постепенно слетала с имени Грунина, обрастая более приятными и понятными для нас событиями, подробностями. Впервые свет правды на его жизнь пролил небезызвестный поэт и журналист Николай Марянин. В своей статье «Юрий Грунин — самый трагичный русский поэт 20 века» он писал: «Грунин родился в Симбирске весной в девятьсот двадцать первом и в конце 30-х годов в ульяновских газетах опубликовал первые свои стихотворения. Писал о любви и мирной жизни — а оказался в самом пекле войны». Грунин наверняка стал бы широко известным поэтом-фронтовиком, «но Гитлер об этом немного иначе подумал». Его воинскую часть однажды по ошибке обстреляли свои же. Последнее, что помнит поэт, — яркая вспышка и черный провал. Очнулся уже в фашистском плену. Долгие три года — немецкая речь вокруг, лай собак, колючая проволока, холод, голод и смерть друзей по лагерным нарам. Выжить в пелене плена помогла поэзия. Юрий Грунин мысленно сочинял стихи, заучивал их наизусть и каждый день, как молитву, сотни раз повторял про себя вымученные строки. Когда лагерь военнопленных освободили англичане, он в первую очередь записал всё, что накопилось в памяти. Ему предложили английское гражданство и предупредили, что в России его ждёт Сибирь. Грунин не поверил, потому что в плену все три года хранил зашитый за подкладкой комсомольский билет. Если бы немцы нашли — расстреляли бы точно. Он страшно скучал по Родине и не считал себя виноватым перед ней, «но Сталин об этом подумал иначе немного». Грунину приписали, что он якобы сочинил гимн армии Власова. Эта песня была известна еще до войны. Следователь предложил Грунину написать ее слова на бумаге. Поэт вспомнил только один куплет, но и этого хватило на десять лет лагерей. Теперь уже сталинских. И снова Юрий Грунин сочинял, заучивал и, как молитву, повторял день и ночь лагерные стихи, за которые можно было схлопотать «вышку». Десять лет от звонка до звонка — в сибирской тайге и на медных рудниках Степлага. Здесь, в казахстанском Джезказгане, он и остался после освобождения. В 1949 году на нарах зэка он написал характерное для его творчества стихотворение «Степлаг». Юрий Васильевич однажды прочитал его на собрании «Слитка»:

Ну, дождался теперьДолгожданных всех благ?Прибыл ты без потерьК каторжанам в Степлаг.В пекло медной землиК каторжанам в спецлаг:Хоть жалей, хоть умри,Бездыханным здесь ляг, —Двум смертям не бывать.Должен медь добывать.Вагонетки руды —Будет хлеб за труды.Будешь петь забывать.Будешь медь добывать.

Не все восприняли его стихи с восторгом. Были и такие, кто заявил мне, что если и дальше на занятия «Слитка» будет приходить Грунин, читать зэковские стихи, они больше не ходоки в Политпрос.

Но время Страха, время Сталина-Ленина, старой стереотипной идеологии неминуемо уходило. Грунина приметил секретарь Союза писателей СССР, поэт Евгений Евтушенко, включив его стихи в антологию русской поэзии «Строфы века». Это — на московском всесоюзном уровне. А на местном — его крепко поддержал первый секретарь Джезказганского горкома партии, поэт Какимбек Салыков. Недавно я встретился с ним в Астане, и он подтвердил, что Юрий Грунин — замечательный поэт. И даже удивился: почему до сих пор о нем мало пишут, почему его мало печатают? «Может быть, ты напишешь, я-то уже писал».

Действительно, Какимбек Салыков опубликовал в журнале «Нива» большую статью о джезказганском поэте под заголовком «Высоты Грунина». Его поддержала поэтесса Зинаида Чумакова. В предисловии к книге Юрия Васильевича Грунина «Спина земли» она в 1999 году в статье «По лезвию судьбы» отметила, что автор вошел в литературу не только как поэт, писатель, публицист, но и как человек незаурядной судьбы, за плечами которого — жизнь, наполненная экстремальными событиями. Даже в условиях Степлага он умудрялся находить подобных себе — представителей света интеллигенции СССР и, как они, не опускал духовную планку своей жизни до простого обывателя.

В народе не зря говорят: «Скажи, кто твой друг, и я скажу, кто ты». Подруга Грунина Надежда Сиваева, в то время директор кинотеатра «Орбита» в Джезказгане, мне рассказывала, что Юрий Васильевич долгое время переписывался с известным писателем Камилом Икрамовым, профессором, архитектором Генрихом Маврикиевичем Людвигом… И что примечательно — они отвечали ему сердечной взаимностью, добрыми словами дружбы и признания его таланта. Ведь каждому из них он посвящал свои стихи или рисунки, шаржи.

С Камилом Икрамовым он познакомился в Устьлаге, близ Соликамска, их нары стояли рядом. Именно тогда молодой писатель задумал создать книгу «Дело моего отца». Это, по его задумке, должен быть документальный роман о партийном и государственном деятеле Акмале Икрамове, расстрелянном по указке Сталина в 1938 году вместе с Николаем Бухариным и другими видными большевиками. Акмаль Икрамов был родным отцом Камила, и поэтому сын тоже пострадал от сталинизма. Его в 16 лет арестовали как члена семьи изменника Родины, и он двенадцать лет «воспитывался» в лагерях смерти и ссылке, хотя Сталин во многих своих выступлениях неоднократно повторял: