Виктор Леонов - Лицом к лицу Страница 19

Кто-то в стороне от егерей резко свистнул, и оттуда раздался крик Бабикова:

— Ату, ату их!

Макар метнул гранату. Она разорвалась в цепи атакующих, и мы пустили следом за ней еще несколько «лимонок».

Егеря с истошным воем откатились.

— Вовремя поспел! — услышал я рядом знакомый голос.

Бабиков подполз незаметно. Он был по-прежнему бледен и чем-то очень взволнован. Еще более сузившиеся глаза виновато смотрели в сторону.

— Хорошо, что вернулся, — строго сказал я Бабикову. — К Кашутину трудно подползти, зачем зря рисковать? Сейчас каждый моряк — взвод.

И тут Бабиков вытащил из голенища кортик с костяной ручкой. Это был тог самый кортик в черном чехле, на котором я вырезал ножиком инициалы: «В. Л. — В. К.», «Виктор Леонов — Василию Кашутину». В походах и на маршах Вася никогда не расставался с моим подарком.

— Убит Кашутин, — тихо сказал Бабиков. — Я подполз, хотел взвалить его на себя, а егеря меня заметили, открыли огонь.

Отлежался в ложбинке за его спиной. Так он, мертвый, меня спасал… Потом началась атака, и я кинулся к вам.

Василий Кашутин

— Спасибо, Макар! Кликни Уленкова…

Любимец отряда, гармонист и затейник, Евгений Уленков находился вместе с Зиновием Рыжечкиным на левом фланге «пятачка», чтобы держать под обстрелом лощину, по которой могли просочиться егеря. Даже здесь, на Могильном, Уленкову не изменил его веселый нрав. Явившись по вызову, он присел на корточки, козырнул и бойко доложил, перефразировав слова песни:

— Врагу не сдается наш гордый десант!

— Не сдается, Уленков, веселая матросская душа! И Шелавин, даже раненный, не сдастся. Где он? Надо его разыскать.

Уленков ушел, а через две-три минуты егеря, лучше нас знавшие, в каком мы положении, опять пошли в атаку. Они решили покончить с нами до наступления ночи. А мы твердо знали, что надо держаться до темноты и при этом бережно расходовать каждый патрон, каждую гранату.

Самая широкая часть мыса Могильного не превышает ста метров. Егеря точно определили расположение наших бойцов, и когда, после ухода Уленкова, огонь на левом фланге ослабел, они воспользовались этим и стали просачиваться в лощину.

Мины теперь рвались только на левом фланге, откуда Рыжечкин продолжал стрелять. Друг Рыжечкина, Юрий Михеев, уверял меня, что эти короткие очереди из автомата неуверенные. Будто стреляет не Рыжечкин, а кто-то другой.

— Может, у Рыжечкина автомат заедает? Он там один…

Курносенко и Барышев побежали на помощь Рыжечкину.

Когда и эта атака была отбита, Курносенко остался на левом фланге, а Барышев принес на руках смертельно раненного Рыжечкина. Осколки мины изуродовали лицо Зиновия. Еще раньше он был ранен в плечо, потом в голову. Положив автомат на камень, Рыжечкин стрелял одной рукой, несколько раз терял сознание. Короткие очереди, которые мы недавно слышали, вел уже еле живой моряк.

Юрий Михеев расстегнул Рыжечкину куртку и зло стукнул по своей уже пустой фляге: воды ни у кого не было. Зиновий открыл глаза, узнал Михеева и как-то обычно, с потрясшей всех нас простотой, сказал:

— Нет воды… А мне бы, Юра, напиться и… умыться надо перед смертью.

— Что ты! Рыжик… — замахал на него руками Михеев. — Не говори так! — голос его сорвался.

— Все, братцы! Живите, воюйте до самой победы. А мне водички бы…

— Сейчас, сейчас, Рыжик!

Юрий побежал к отвесной скале, где из-под камня чуть-чуть пробивалась вода. Скала была на виду у противника. Прячась за камень, Юрий протянул руку с пустой консервной банкой, в которую стала стекать тонкая струйка воды. Раздался одиночный выстрел немецкого снайпера. Выронив банку, Юрий схватился за руку. Но не отполз. Он опять протянул руку, теперь уже правую, и прислонил банку к скале.

Когда он вернулся с водой, Рыжечкин был мертв. Михеев обмыл его, и мы понесли нашего Рыжика к глубокой расщелине скалы: там и похоронили, заложив вход большими камнями.

Кто-то позади нас застонал, и мы увидели Уленкова, тащившего на спине раненого Шелавина.

Пока разведчики делали Шелавину перевязку, Уленков шепнул мне:

— У егерей в лощине два пулемета. Обложены кругом. Два кольца…

— Об этом, Уленков, знают только двое: ты да я. А теперь попытайся пробраться к берегу. Одному легче проскочить через лощину. Если доберешься до базы, — расскажешь о нас. Ясна задача? Иди…

Небо прорезала красная ракета. По нашему «пятачку» снова ударила вражеская артиллерия. Разведчики отнесли Шелавина в укрытие и заняли свои места. На этот раз налет был особенно длительным. Большие камни с треском лопались и рассыпались. Рядом с Бабиковым разорвались четыре мины, и маленького разведчика окутало дымом.

— Жив? — крикнул ему Агафонов.

— Вроде жив, — чертыхаясь, ответил Бабиков.

— Вот брат! Хоть мы и не далеко от базы, а попали в такое пекло, куда и ты, Макар, телят не гонял…

3

Меня позвал Шелавин.

— Слушай, старшина! — превозмогая боль, младший лейтенант старался говорить спокойно, даже властно. — Вас тут с ранеными — одиннадцать. Я — не в счет… Так вот, если проскочить через ту лощину, которую мы утром пересекли? А?.. Ты меня понял?

Я молчал.

— Начнете спускаться — егеря кинутся за вами. А я здесь останусь и прикрою отход. Все равно уж…

Тут я не стерпел:

— Младший лейтенант Шелавин, обидно, что вы так могли подумать о разведчиках. Я им, конечно, ничего не скажу. Но группой я командую и…

— Прости, Виктор, — дрогнувшим голосом перебил меня Шелавин. — Надо же искать выход!

— А это уже не выход. В лощине егеря установили два пулемета. Нет, нам только до ночи бы продержаться…

По оконечности мыса, по второму опорному пункту егерей, ударила наша береговая артиллерия. Эх, перенести бы огонь с батарей Рыбачьего через наши головы к перешейку мыса! Но как без радиостанции корректировать стрельбу батарей? Ракетами? И мы, и егеря пускали их множество. Артиллеристам с Рыбачьего трудно определить, кому какой сигнал принадлежит. А разрывы снарядов приближаются, вот они уже накрывают наш «пятачок»…

Кто-то, прячась за камень, кричит:

— Братцы, по своим лупите!

Артналет, к счастью, прекратился, но вскоре огонь открыли немецкие батареи.

— Егеря с тыла лезут! — доложил Бабиков, наблюдавший за перешейком.

Я обернулся и увидел «психическую» атаку взвода пьяных егерей, прибывших из Титовки. Они протрезвели не скоро. Когда, наконец, атаки прекратились, наши боеприпасы были на исходе.

Полдень миновал.