Лев Визен - Хосе Марти. Хроника жизни повстанца Страница 19

Рукопись была готова, когда Гуасп уже потерял надежду ее получить. Актеры отрепетировали молниеносно. Премьера лирической комедии под названием «На любовь отвечают любовью» состоялась 19 декабря.

Вскоре Марти выступил в «Ла Ревиста Универсаль» с большой статьей. Он писал, что пришло время театра народа и для народа, театра, который мог бы формировать самосознание нации.

Он мечтал о создании обширного героического и драматического репертуара, несущего идеи независимости. Он хотел организовать для этого специальное литературное общество «Аларкон», но… судьба решила иначе.

8 января 1876 года Марти долго не давало уснуть экстренное сообщение: «Розенкранц заявил, что даст 3 миллиона песо тому, кто свергнет нынешнее мексиканское правительство.

Именно этого железнодорожного магната прежде всего ущемил Лердо своим отказом строить дорогу из Соединенных Штатов в Мехико. Хосе зажег лампу, взял дневник: «О Мексика любимая! Я вижу: с севера грозит тебе алчный сосед. Я бы умер, о Мексика, защищая и любя тебя. А если твои руки ослабнут и ты не выполнишь достойно свой континентальный долг, я и мертвый буду плакать под землей слезами, тяжелыми, как пули».

Едва начался день, он помчался на площадь Гуардиола. Вильяда, сухой и недоступный последнее время, первый протянул ему руку.

«Мы должны заявить прямо и непреклонно: долой североамериканский цезаризм! — прочли вскоре в «Ла Ревиста Универсаль» жители Мехико. — Именно странам, говорящим на испанском языке, предстоит снова открыть этот континент для достойной человека жизни!»

Меркадо был взбешен. Разве Марти, познакомившийся, наконец, с сеньоритой Кармен Сейяс Басан, той самой красавицей кубинкой из Камагуэя, в дом которой когда-то должен был привести их Рамон Гусман, не говорил о своем намерении жениться и зажить спокойной семейной жизнью? И вот, когда ему, Меркадо, ценою невероятных трудов удалось добиться для Марти — иностранца и, более того, бежавшего из ссылки кубинца! — почетного поста секретаря правительства штата Пуэбла, этот человек предпочитает оставаться в Мехико, писать статьи, наживая могущественнейших врагов среди оппозиционеров и за рубежом! Неужели Хосе не понимает, чем это грозит? Ведь того и гляди все пойдет вверх дном.

У Меркадо были основания для опасений. Оппозиция президенту Лердо перешла в наступление. Ее разноперые отряды, возглавляемые генералом Порфирио Диасом, получали оружие на территории «великого северного соседа» Мексики. Переправившись через Рио-Браво, они превращались в «Армию революции».

Однако верные правительству Лердо войска оказались сильнее, и Диас бежал, переодевшись в белый халат американского хирурга. В Мехико снова стало спокойно. В Мехико — но не в жизни Хосе Марти.

Поздним вечером в его дом постучал запыхавшийся посыльный из «Ла Ревиста Универсаль».

— Сеньор Марти, вас спрашивают какие-то всадники…

У входа в редакцию, прямо на плитах тротуара, сидели шесть человек. Их кони были привязаны к тополям на площади. По всему было видно, что всадники проделали дальний путь. Их белые панталоны были в грязи, и яркие краски домотканых сарапе[24] заметно потускнели от дорожной пыли.

Увидев Марти, шестеро вскочили на ноги. Плечистый метис с сабельным шрамом через лицо выступил вперед.

— Добрый вечер, сеньор Марти! Простите нас за непристойный вид и за то, что мы расселись здесь. Но уже несколько дней мы не знаем отдыха. Мы очень торопились сюда, в Мехико.

— Добрый вечер, друзья. Откуда вы?

— С севера, из штата Чиуауа. Мы приехали на рабочий конгресс.

Метис вынул из кармана завернутый в кукурузные листья номер «Ла Ревиста Универсаль»:

— Вот здесь, сеньор Марти, вы пишете, что благополучие многих предпочтительнее богатства некоторых. Мы читали и другие ваши статьи и видим, что вы честный человек. Мы сами не умеем хорошо говорить и писать. Мы просим вас быть нашим делегатом на конгрессе, делегатом от рабочих штата Чиуауа. Не откажите нам, сеньор.

Метис ночевал у Марти. Они проговорили до рассвета.

— Я сам из Парраля, — рассказывал метис. — Вокруг нашего городка пастбища да рудники. И те и другие принадлежат богачам, которые не считают нас за людей.

Когда мы возмущаемся, священник, наградивший брюхом не одну девчонку в округе, читает нам проповеди. Тот, кто не хочет работать, говорит он, будет мучиться в аду. Мы говорим ему, что хотим работать, но не даром, и тогда он начинает кричать, что господь будет оскорблен нашей дерзостью…

Марти не мог спокойно слушать метиса. Он встал, подошел к окну, представил себе Парраль — основанный испанцами городишко с островерхими церквами. Потом он подумал, что все его трудности и мучения ничто по сравнению с мучениями тех, кто пытается прожить, обрабатывая клочок бесплодной земли или ставя клеймо на бесчисленных полудиких быках богача хозяина, который сорит деньгами где-нибудь в Париже. Народ несчастен, потому что не получил обещанной земли, несмотря на «реформу»; поля и пастбища, отобранные когда-то у индейцев церковью и конкистадорами, теперь перешли в руки генералов, политиков и дельцов.

За окном начинало светлеть. Марти обернулся. Метис неподвижно сидел на стуле, словно высеченный из обсидиана великан. Его глаза были закрыты. Он спал.

Марти задумался снова. Из одиннадцати миллионов мексиканцев несчастны десять миллионов. Что даст им конгресс, вдруг созванный плохо организованными еще рабочими? Впрочем, это только первый шаг. К тому же шаг, который сделан на глазах у всех.

Да, несомненно, стачки горняков на шахтах Пенсильвании оказали влияние и на рудокопов Чиуауа. Североамериканские рабочие боролись два года — и 1874-й и 1875-й. А результат? Десять казненных, десятки в тюрьме. Что-то ждет их мексиканских братьев?..

Через несколько дней в низком зале окраинного кабачка собрались делегаты первого рабочего конгресса в истории Мексики. Лица собравшихся были серьезны, и в глазах горела страсть, какой Марти никогда не видел у лощеных депутатов федерального сената.

Когда выступили ораторы от южных штатов и Мехико, метис поднял руку.

— Компаньерос, меня прислали рудокопы Парраля, — негромко сказал он. — Мы уже просто не можем жить. Двадцать лет назад наших братьев продавали в рабство по двадцать пять песо. Теперь порядок изменился. Мы сами продаем себя хозяину.

Я не знаю, что еще сказать. Если здесь, на конгрессе, мы решим сломать рудники, я первый пойду и сделаю то, что нужно. Мы должны бороться, это ясно.

Я прошу, компаньерос, пусть скажет ученый сеньор Марти. Он с Кубы, где сейчас война за республику. Он был на каторге и знает, что к чему.