Валерий Шубинский - Азеф Страница 19

Этот господин называет себя (имя написано шифром. — В. Ш.) ГРАНИН

Он скоро поедет в Россию»[61].

В следующем письме (от 26 декабря /8 января) Азеф излагает биографию Гранина: жил в Минске, заведовал бактериологической лабораторией, «имел длительные беседы» с Зубатовым. «По этим данным я уверен, что Вам возможно будет узнать, кто этот Гранин, и следить за ним; брать его пока не следует, он будет полезен нам». 10(23) января Азеф получает фотографию Гершуни и подтверждает: «Фотография соответствует лицу, только он тут без бороды… Брать его ни под каким видом не следует пока».

Так началась дружба Азефа и Гершуни — одна из самых странных дружб в истории.

Горький назвал Азефа «чудовищно простым человеком». Это несправедливо. Азеф был человеком достаточно сложным — по поведению, по мотивации, по рисунку взаимоотношений с окружающими. Он был очень умен, а это уже не совместимо с «чудовищной простотой». Но, конечно, он был человеком низким. Низким — однако тоскующим по высокому, тянущимся к высокому, пытающимся его имитировать доступными ему способами. А главное — стремящимся поставить «высоких» людей в зависимость от себя и таким образом самоутвердиться. Своего рода набоковский «месье Пьер», палач Цинцинната Ц., влюбленный в свою жертву.

Гершуни, в свою очередь, был человеком не всегда глубоким и проницательным, но он являлся несомненно очень сильной личностью, и личностью (на взгляд большинства общавшихся с ним людей) высокой, героической. Впрочем, мы уже приводили отзыв Мельникова. На Гершуни можно было смотреть и иначе. Не было ли в этом рыцаре без страха и упрека черт, втайне роднивших его с Азефом, плебеем и двурушником?

Несомненно одно: Гершуни был одним из очень немногих людей, которых Азеф, по свидетельству его жены, ставил выше себя. Евгений Филиппович любил презрительно, насмешливо отзываться о людях. Но не о Гершуни. Дружить с ним, делать общее дело, а при этом контролировать его, ставить на грань провала, а потом спасать — это было для Азефа особым наслаждением. Ратаев, считавший влияние «Гирша Гершуни» одним из факторов, обусловивших «предательство» честного осведомителя Азефа, был отчасти прав. В свою очередь, смерть Гершуни в каком-то смысле обусловила закат и крах его сподвижника и преемника.

Уже первое письмо Ратаеву было послано не из Берлина, а из Парижа.

«Пишу отсюда, куда приехал из Берлина по очень важному делу — для переговоров с редакцией „Вестника русской революции“, чтобы они печали свое издание от имени партии социалистов-революционеров»[62].

«Вестник русской революции» издавался при участии Чернова и ветеранов-народовольцев — Феликса Волховского и Леонида Шишко. Важнейшую роль в этом издании играл появившийся в 1900 году в Париже Михаил Рафаилович Гоц.

«Он был занозистый, но очень хороший человек, к тому же стойкий боец, с которым, находясь на разных полюсах, мы дрались добрый десяток лет» — это написал в 1906 году, вскоре после смерти Гоца, не кто иной, как Зубатов, не кому иному, как Бурцеву.

Двадцатилетний Миша Гоц был одним из тех друзей Сережи Зубатова, которые использовали его библиотеку как явку. Вскоре после вербовки Зубатова полицией Гоца, как и многих, арестовали.

Гоц — выходец не из еврейской бедноты, как Азеф и Гершуни, а из еврейского патрициата. Его дедом был Калонимус Вольф Высоцкий — знаменитый на всю Россию чаеторговец-монополист, поставщик двора его императорского величества. Это позволяло Михаилу Рафаиловичу (и в молодости, и позднее) не только лично активнейшим образом участвовать в революционном движении, но и поспособствовать его финансированию[63]. Кстати, другие внуки Высоцкого пошли по его стопам. Младший брат Михаила, Абрам Рафаилович, был участником публицистического триумвирата, ославленного как Гоцлибердан (при том, что Либер и Дан были эсдеками-меньшевиками, а Абрам Гоц, естественно, эсером). В той же партии состояли и их кузены: Александр Давыдович Высоцкий был депутатом Учредительного собрания от ПСР, а Амалия Осиповна Гольданская в юные годы была своего рода эсеровской Прекрасной Дамой. В нее был влюблен известный Владимир Зензинов, на ней женился знаменитый Илья Фондаминский. Однажды нежная двадцатилетняя Амалия ненадолго попала в Бутырку. Родители подняли на ноги всю Москву и устроили барышне довольно комфортабельное заключение. Камеру оклеили дорогими обоями, духами из этой камеры пахло на весь коридор, тюремный повар готовил по специальному заказу вегетарианские блюда, конфетами Амалия от избытка делилась со всей тюрьмой, но от чисто лингвистического соприкосновения с тюремным бытом «благородное дитя» оградить не удалось — и она долго смущала своих поклонников вопросами о том, кто такая Евгеньева мать.

Тюремная эпопея самого Михаила Гоца была не в пример более драматичной. В 1886 году власть не шутила. Гоц два года отсидел в крепости, а в итоге получил «всего лишь» административную ссылку, но не куда-нибудь, а в Среднеколымск. По дороге в ссылку он стал участником знаменитой «Якутской трагедии». Прибыв в Якутск, ссыльные просили разрешения дать им перезимовать здесь, а не отправляться в арктический холод по пустынной тайге в дальние остроги, или хотя бы дать время закупить все необходимое в пути — полушубки, пимы, провизию. Власти, коли уж не желали пойти навстречу этим естественным просьбам, могли просто отказать. Но они решили наказать ссыльных за «действия скопом»: им велели собраться в одном из домов и ждать ответа. В назначенный час в дом ворвалась полиция и попыталась взять бунтовщиков под стражу. На беду, у некоторых из ссыльных было с собой огнестрельное оружие — и они пустили его в ход. Итог — пятеро убитых, трое повешенных по приговору военного суда, несколько раненых. (В основном ссыльные, прибывшие в этот раз в Якутск, были евреями — 29 из 34; возможно, отчасти это и предопределило бессмысленную суровость местного полицейского начальства.)

В числе раненых был и Гоц. По излечении он предстал перед судом. Ссылку ему заменили вечной каторгой. Но вечность оказалась условной, власть быстро опять подобрела, и через десять лет Гоц жил в Париже.

Переговоры (которые Азеф и Гершуни вели вместе) прошли успешно.

В начале 1902 года в вышедшем, наконец, третьем номере «Революционной России» было провозглашено:

«Ввиду состоявшегося соединения „Союза социалистов-революционеров“ с „Партией социалистов-революционеров“ официальным органом объединенной партии, посвященным вопросам текущей жизни, становится „Революционная Россия“, выход которой мы постараемся сделать ежемесячным.