Алексей Савчук - Прямой дождь Страница 19

— Но ведь всем хочется жить по-человечески, — перебила его Лариса.

Евгений снисходительно улыбнулся:

— Я, разумеется, за то, чтобы всем жилось хорошо… Ради этого не жалею ни сил, ни времени, однако… Я, Леся, юрист и сам ищу ответы на трудные, больные вопроси нашей жизни…

Евгений говорил напыщенно и велеречиво. Ему хотелось блеснуть перед девушкой эрудицией, широтой мышления, умением разбираться в общественных процессах.

— Уже давно ходили слухи, что молодые рабочие читают литературу, которая на первый взгляд их совершенно не может интересовать, — продолжал он. — Однако, как мы убедились, сложные общественные вопросы оказались не столь уж недоступными для простых токарей и слесарей. В вопросах истории и политической экономии, скажу вам откровенно, меня просто поразила их осведомленность.

— Вот как! — удивленно воскликнула Елизавета Андреевна.

Евгений глянул на хозяйку дома, натянуто улыбнулся:

— Да, поразила… Я заинтересовался, что они читают и где достают книжки. Выяснились неожиданные вещи: они не только читают, по и обсуждают прочитанное, устраивают своеобразные диспуты…

— Возможно ли это в условиях тюрьмы? — спросила Лариса.

Евгений Шуликовский был чрезвычайно доволен тем, что своим рассказом вызвал интерес красивой барышни к собственной особе.

— Представьте себе, они даже надзирателей обвели вокруг пальца, — с воодушевлением продолжал он. — Но, позвольте, я вернусь к началу рассказа. Вот, например, книги, которые читал Петровский: Дарвин — «Путешествие на корабле „Бигль“», Бельтов — «К вопросу о развитии монистического взгляда на историю», Маркс и Энгельс — «Манифест Коммунистической партии», Владимир Ильин — «Развитие капитализма в России». Таков, господа, далеко не полный список прочитанных этим Робеспьером книг. Петровский, как видите, не терял времени зря…

— Как интересно! — восхищенно произнесла Лариса.

— Вы хотите увидеть Петровского? — спросил Шуликовский.

— Очень, если можно…

— Девушка в тюрьме? Брр! — брезгливо поморщилась Елизавета Андреевна…

— До сих пор мы вслед за народниками повторяли, — говорил по дороге Шуликовский, — что Россия, в отличие от Западной Европы, пойдет иным, самобытным путем, что нам идеи социализма не страшны, что марксизм подходит лишь для Запада… Теперь же видно, что идеи социализма не миновали и Россию. С этим фактом не считаться нельзя. Революционеры стали другими. Раньше революционера за участие в террористическом акте молено было казнить. Кровь за кровь. Вполне логично. А теперь? Теперь революционеры читают книги, просвещают рабочих и крестьян, несут, так сказать, свет во тьму. За что же их судить, спрашиваю я вас, Леся?

— Не знаю…

Рассказ молодого юриста взволновал Ларису. Ее восхитили люди, брошенные в тюрьму. Они не бездействуют, не впадают в отчаяние, а используют время для самообразования, тянутся к культуре. Ее поразили энергия заключенных и их самоотверженная борьба. Она, образованная девушка, о книгах, изученных Петровским, впервые услышала только от Евгения!

Как же нелепо и неразумно устроен мир: люди, которые неудержимо тянутся к знаниям, сидят за решеткой, а лодыри и бездельники занимают места в средних и высших школах, учатся по принуждению, чтобы потом властвовать и управлять трудовым народом. Да и сама она, вероятно, ничуть не лучше тех лоботрясов. Ее тоже с детства холили, красиво одевали, кормили вкусными блюдами, укладывали в чистую, мягкую постель. С самого рождения… До того страшного дня, когда с Кавказа пришло известие о гибели отца и матери, попавших в железнодорожную катастрофу…

За тюремными воротами на Ларису повеяло холодом.

Узнав о цели посещения, канцелярист в тюремной конторе весело бросил:

— Сейчас устроим.

Лариса растерянно осмотрелась.

— Садитесь, Лариса Сергеевна, — подвигая стул к зарешеченному окну, пригласил хозяин конторы. — Отсюда вам удобнее наблюдать за Петровским, свет из окна будет падать прямо на него.

«Наблюдать…» — неприятно резануло ее. Села, не зная, куда девать руки. «Неловко приходить сюда и подглядывать за чужой жизнью», — вдруг мелькнула мысль.

Конвоир ввел Петровского.

— Садитесь.

— Спасибо.

Петровский сел, запахнув полы серого тюремного халата, огляделся. Канцеляриста и Шуликовского он уже знал, а девушку видел впервые. «Кто она?» — подумал Григорий. Невольно вспомнил о том, что в последнее время его показывают слишком часто, и это начинало ему надоедать.

— Вы, как и прежде, настаиваете на том, что вас незаконно держат в тюрьме? — спросил Шуликовский.

Лариса украдкой поглядывала то на Петровского, то в окно, за которым возвышались, заслоняя свет, высокие кирпичные стены.

— Я уже об этом говорил, но, если нужно, могу повторить: меня посадили в тюрьму незаконно.

Лариса прислушивалась к твердому голосу Григория.

— Вы читаете научные книги…

— Простите, до сих пор я не думал, что человека можно бросить в тюрьму за чтение книг… — язвительно заметил Петровский.

Шуликовский выразительно посмотрел на Ларису: а что я, дескать, говорил?

— Вы — донкихот… Воюете с ветряными мельницами, — с пафосом начал Евгений.

— Неужели? — поднял брови Григорий. В его тоне звучала неприкрытая насмешка.

— Да, да, именно донкихот. Мне непонятна ваша слепая вера, которая ни на чем не основана. Во что вы верите? В миф, в ничто. Именно в ничто! — Шуликовский волновался, и это удивило Ларису, считавшую его опытным бойцом словесных баталий. — Как можно говорить о равенстве, абсолютном равенстве на земле? Неужели вы всех собираетесь сделать министрами или царями?

Теперь Петровский знал, для чего его сюда привели: до сих пор на него глазели чиновные особы, теперь пришла очередь барышень.

— Вы пригласили меня сюда, чтобы затеять дискуссию? — усмехаясь, спросил он. — Вам, проповеднику покорности и смирения, чтобы закончить этот разговор, я вот что скажу: родиться рабом — не грех, но мириться с этим, а еще хуже — отстаивать свое и чужое рабство — позор.

Голос Петровского звучал уверенно, каждое слово западало Ларисе в душу, заставляя сильнее биться ее сердце. Она не могла оторвать горящего взгляда от вдохновенного, гордого лица заключенного. Вдруг Григорий повернулся к ней:

— А вы, барышня, когда соскучитесь в следующий раз, лучше пойдите в зоопарк: обезьяны интереснее, чем арестанты.

Кровь ударила Ларисе в лицо, непрошеные слезы готовы были брызнуть из глаз. С трудом сдержалась, чтобы не заплакать. «Зачем он так? Разве я хотела его обидеть?..»