Первый: Новая история Гагарина и космической гонки - Стивен Уокер Страница 19

Мне предложили сесть. Стали задавать вопросы. Разговор пошел на обычные, если можно так сказать, избитые темы: как идет служба, как летаю, привык ли к Заполярью, чем занимаюсь в свободное время, что читаю и так далее[119].

Собеседование закончилось быстро, оставив Шонина в недоумении: «Выйдя из кабинета, я встретил вопросительные взгляды товарищей, но ответить что-либо толковое не смог и только развел руками». Через два дня Шонина, Гагарина и еще нескольких человек – на этот раз не всех – снова вызвали в кабинет. На этот раз тон разговора был иным. Представители комиссии интересовались деталями летного опыта Шонина с самого начала его подготовки. Затем один из мужчин спросил, как бы он отнесся к полетам на «принципиально новом типе летательного аппарата». Шонин подумал, что речь идет о вертолетах – куда менее привлекательная перспектива, чем быстрые реактивные самолеты, на которых он летал в данный момент, но спрашивающий прервал его. «Да нет! Вы не так поняли, – сказал он. – Речь идет о дальних полетах, о полетах на ракетах вокруг Земли». Шонин был поражен: «Хотя к тому времени вокруг Земли летал уже не один спутник, полеты человека в космос все еще были фантастикой. Даже среди нашей летающей братии об этом всерьез не говорили».

Гагарина тоже пригласили на второе собеседование, и можно предполагать, что ему был задан тот же вопрос. Вряд ли стоит гадать, каким был его ответ. Как и его друг Шонин, он сказал «да».

Двое загадочных мужчин были врачами, которые начали ездить по крупным авиабазам западной части СССР с середины августа 1959 года[120], через четыре месяца после того, как команда Mercury 7 была представлена публике на пресс-конференции в Вашингтоне. Врачи всегда ездили парами и на каждой базе задавали одни и те же вопросы отобранным группами летчиков. Надо полагать, что они заранее выясняли многое о тех людях, с которыми проводили собеседования, поскольку командованию военных частей предписывалось предоставлять им необходимые документы без объяснения причин. Точно так же и летчикам, которых приглашали на собеседование, не всегда сообщали причину. «Разговор, – вспоминал один из врачей Николай Гуровский, – носил далекий от космоса характер. Кто-то из офицеров никак не мог понять, к чему мы клоним и зачем приехали». Кое-кто догадывался, а некоторым, как Георгию Шонину, говорили прямо. Были и такие, кто «просил разрешения посоветоваться с семьей. На это следовал категорический отказ: дело новое, совершенно секретное, и решение надо принимать самому, без посторонней помощи»[121].

Из первоначального списка, в котором значилось 3456 человек[122], было отобрано 352 кандидата на роль космонавта – это слово появилось в 1955 году и, в отличие от американского астронавта, или «звездного путешественника», означало нечто большее, чем просто путешествие – выход в космос означал философский скачок для всего человечества, путь за пределы Земли. Но для осуществления такого путешествия требовалось решить множество сложнейших задач, в том числе найти лучшего человека – или, скорее, как в США, лучшего мужчину, – который сделает это.

Поиск возглавил полковник медицинской службы Владимир Яздовский, профессор Института авиационной и космической медицины в Москве. Яздовский, которому было в то время за 40, официально занимал должность директора медико-биологических исследований, а по существу руководил программой работ, связанных с полетами собак в космос. Кроме того, он проводил первые исследования с участием добровольцев. Сотрудники института уважали его и при этом очень боялись. Валентина Быковская, работавшая в то время в институте медсестрой, его ненавидела: «Он был невероятно строг, и мы всегда пытались проскользнуть мимо него по коридору или пробежать мимо как можно быстрее. К тому же он не всегда был справедлив. Суровый и надменный человек»[123]. В мемуарах Яздовского мы видим его как человека, безоглядно погруженного в эксперименты с собаками, которые иногда заканчиваются их гибелью, и почти лишенного сочувствия. Даже когда он вроде бы проявляет сочувствие, оно кажется каким-то неестественным. Взять хотя бы его описание «славной собаки» Лайки – есть что-то настораживающее в рассказе о том, как он привел ее домой и «показал детям» за несколько дней до полета на орбиту в один конец в ноябре 1957 года: «Они были очарованы ее поведением и красотой, играли с ней, ласкали. Мне хотелось сделать собаке что-нибудь приятное, так как жить ей оставалось совсем недолго».

Теперь Яздовскому, занимавшемуся отбором собак для полетов в космос, предложили переключиться на людей. Поскольку после апрельской пресс-конференции 1959 года об американских астронавтах много говорили в новостях, советская Академия наук начала получать горы писем[124] от граждан, готовых рискнуть жизнью и отправиться в космический полет. Яздовский с присущей ему тщательностью цитирует некоторые из них в своих мемуарах. Среди авторов были два второкурсника горного факультета Политехнического института в Средней Азии, 49-летний рабочий из Риги, немолодой уже выпускник Ленинградского коммунистического института журналистики, предложивший «отдать жизнь ради науки», и даже два осужденных преступника. Ясно, что найти людей, готовых пойти на смерть ради своей страны или попросту желающих выбраться таким образом из тюрьмы, было бы нетрудно, но для поиска достойных кандидатов требовалась стратегия получше.

Первоначально взоры, как и у американцев, обратились на широкий спектр профессионалов: летчиков-истребителей, подводников, автогонщиков и, как вспоминает Яздовский, «представителей других опасных профессий»[125]. Но в конечном итоге остановились только на летчиках-истребителях. По понятным причинам именно они должны были, по идее, лучше других справляться с перегрузками, возникающими при запуске ракет. Помимо прочего, они имели еще одно преимущество: умели пользоваться катапультируемыми креслами, а это было существенным при возвращении на Землю. Существовало и еще одно соображение. Американцы набирали летчиков. Советы теперь собирались сделать то же самое. В конечном итоге состязаться должны были две группы летчиков по обе стороны железного занавеса. Им не нужно было палить друг в друга в небе, их ждало состязание на гораздо более величественной арене – в космосе.

К июню 1959 года, всего через пару месяцев после того, как астронавты программы Mercury начали тренировки, были определены секретные критерии отбора советской команды. Они заметно отличались от американских. Кандидатами в космонавты могли стать только более молодые и низкорослые люди – максимальный рост для них составлял 175, а не 180 см. А профессия летчика-испытателя не была обязательной. В отличие от американских астронавтов с минимальным налетом 1500 часов, кандидаты в советские космонавты могли просто быть летчиками-истребителями. Опыт, по существу, не имел значения. Отборщиков интересовали молодые, исполнительные мужчины в отличной физической форме, способные долгое время сидеть в полностью автоматизированном корабле, не прикасаясь к ручкам управления и не впадая в панику.

В самом начале проекта NASA придерживалось очень похожих представлений о будущих астронавтах, хотя и отбирало людей с гораздо более серьезным летным опытом. Однако астронавты вскоре поменяли правила игры, настояв на определенном участии в управлении своими кораблями. Добиться своего им помогли солидные резюме и навыки испытательных полетов, к тому же они уже имели статус звезд, а их портреты мелькали в журнале Life. Иными словами, у них были рычаги давления, позволявшие добиться своего, по крайней мере отчасти, в споре с любым скептически настроенным аэрокосмическим инженером, который не хотел подпускать человека к управлению драгоценной капсулой Mercury. У только что набранных советских космонавтов авторитета и известности не было, по крайней мере до тех пор, пока они не слетали в космос. К тому же, в отличие от американских астронавтов они не были гражданскими людьми и не работали на гражданскую организацию вроде NASA, они были солдатами, участвовавшими в военной программе, а потому должны были делать, что прикажут, или отвечать за неподчинение. В этом свете вряд ли можно удивляться тому, что руководить отбором назначили доктора Яздовского и дали ему задание подобрать исполнительных советских людей. Благо у него уже был большой опыт отбора покладистых собак.

Команда Яздовского приступила к работе летом 1959 года. Первоначальный список из 3456