Коллективные сборники - Со щитом и мечом Страница 19

– Да, мы свои, – вступил в разговор Федоров. – А могли быть и чужие. Разве можно так беспечно спать? Даже без охраны.

– Как – без? Люди стояли в патрулях. Зачем же другая охрана, хлопцы притомились.

– Ну ладно, давайте знакомиться. Федоров, командир партизанского отряда «За Родину».

– И не Иваном ли Филипповичем вас зовут? – спросил Мисюра.

– Вроде бы так. А вам откуда известно мое имя?

– Да я же Максим Мисюра. Максим Иосифович, милиционер участковый из Высоцкого района. Это до войны. А вы же начальником Морочненского НКГБ были.

– Да был.

– Голубе! Иван Филиппович! Смотрю, вроде бы похожий, да откуда, думаю, ему тут быть. Вы же выехали на восток.

– Выходит, не доехал, – хитровато прижмурился Федоров. Он не слышал об участковом милиционере Мисюре, но сказал: – Как же, как же! Ну кто не слыхал о Максиме Мисюре? И сейчас гремит о нем слава по всей северной Ровенщине.

Лицо Максима Иосифовича расплылось в довольной улыбке.

– А про бои за Высоцк слышали?

– Именно поэтому мы и пришли в эти места.

– Здорово мы долбанули там фрицев… Федоров обратился к своим:

– Возвратите товарищу Мисюре маузер…

Сели за стол. Разложили потертую карту. Иван Филиппович тщательно записывал сведения о том, что происходит в окрестностях, делал какие-то пометки. Выяснилось, что вокруг действует множество мелких и довольно значительных партизанских отрядов и групп самообороны, в Большом Морочном, Сирниках и ряде других населенных пунктов имеется подполье.

– Сегодня у нас заболели несколько человек, – продолжал разговор с Мисюрой Федоров. – Наверное, тиф. Тут по селам вспыхнула эпидемия.

– Больных можете положить в нашу санчасть.

– У вас и санчасть есть! – оживился Иван Филиппович.

– А как же? Конечно, есть. Есть свои врачи, санитары. Старший у них – Борух Эрлих. Он уже выходил, спас от смерти около двухсот местных жителей. Нашего партизанского врача знает вся округа. Мы с ним две немецкие аптеки реквизировали, медикаментов хватает.

– Как оперативная обстановка на вашем участке, товарищ участковый? – полушутя-полусерьезно обратился Федоров к Мисюре.

– В Высоцке немцев нет. Около складов стоят наши сторожа. В Домбровице немцы и казаки. Там есть большая группа подпольщиков Алексея Крынько. С ними мы поддерживаем связь. Крынько прислан с Большой земли – спустился на парашюте. Боевой мужик. Воевал в Испании. Воробинский спиртзавод работает. Можно трахнуть по нему. Там есть и продовольствие, а ведь у нас его не хватает. На заводе есть свой человек – дядя Сережа, его заслал туда дядя Петя.

– Кто эти «дяди»?

– Боевые хлопцы! Политруками были в Красной Армии.

– Мы завтра будем в Золотом. Найдите «дядю Сережу» и устройте встречу с ним, – попросил Мисюру Федоров.

– Это можно.

Получив разведывательные данные и условившись с Максимом

Мисюрой о встрече, Федоров с отрядом ушел дальше. На рассвете они остановились в селе Золотое.

Утром кто-то постучал в окно. Хозяйка, стройная, хорошенькая девушка, выглянула в окно:

– Свои…

На пороге стоял плотный, приземистый молодец. Сказал, что он от Мисюры и назвался дядей Сергеем.

– Так вот ты какой, дядя Сергей! Совсем еще молодой. Ну, поскольку для племянников мы уже годами не те, – пошутил Федоров, – так давайте познакомимся ближе.

Незнакомец, впрочем, не спешил называть свою фамилию. Допытывался, кто да откуда прибыли. Федоров, не скрывая, рассказал, что его отряд входит в соединение генерала Сабурова…

– Значит, он тоже на Ровенщине! – воскликнул «дядя».

На Полесье уже к тому времени ходили слухи о том, что сабуровское соединение движется на запад. Много мелких партизанских групп искали встречи с ним, чтобы влиться в его ряды.

– Корчев я, Михаил Сергеевич, – только теперь представился прибывший. – Был политруком. В первые дни войны попал в окружение. Прятался по селам… А теперь вот под началом «дяди Петра».

– Опять-таки «дяди», – усмехнулся Федоров.

– Да нет, – поправился Корчев. – Для вас – Антон Петрович Бринский. Тоже из военных… полковник.

Разговор И. Ф. Федорова с М. С. Корчевым продолжался долго. Становились известными все новые и новые имена патриотов, самоотверженно борющихся с оккупантами. Некоторые из этих людей со временем стали командирами партизанских отрядов и соединений.

Во время этой беседы Корчев предложил:

– Здесь рядом – Воробинский спиртзавод. Быть может, вместе ударим на него, так сказать, для закрепления знакомства?

– Обстановку выяснили?

– Да. Все подходы изучены. Имеем и своих людей на заводе.

Поздним вечером группа автоматчиков подошла к главным воротам завода. Проводником с ними пошел врач Эрлих.

– Стой! Кто идет?

– Свои, свои, – привычно ответил Сергей Санков, ведущий группу захвата.

Блеск партизанских автоматов, красные ленты на шапках стали лучшим пропуском. Ни одного выстрела не было сделано в ту ночь. С трофеями возвратилась группа Санкова на базу.

Рейдовый отряд все ближе подходил к Большому Морочному.

Федоров был из тех командиров, которые не идут опрометчиво на боевые операции, прежде всего берег он людей, малыми потерями или и совсем без них добывал победу. Перед каждым боем тщательно разведывал оперативную обстановку, выбирал оптимальный вариант атаки. Так было во время разгрома гитлеровцев в Городном, Жолкино. Так было и во время подготовки наступления на Морочное. Повстречался с давним знакомым Г. М. Мельниковичем, назначенным немцами старостой в Вовчице. Но не предал своих земляков пожилой селянин. Все знали, что служит Григорий Михайлович не оккупантам, а Советской власти.

– Солдатни там много, Иван Филиппович, может, сотня и наберется. А хозяйничает в Морочном Адам Тарасюк, который встречал фашистов хлебом-солью и теперь лижет им…

– Слушай, Михайлович, а что, если нам как-то напугать этого подлеца. Письмо ему что ли послать…

Эта мысль так захватила Федорова, что он тут же сел сочинять «послание» гитлеровскому холую. Иван Филиппович весело напевал свою любимую песенку и старательно выводил «письмо турецкому султану», как шутя назвал его:

«Председателю районной управы в Морочном – предателю Тарасюку. Советские люди сообщили мне о твоих кровавых злодеяниях, которые ты чинишь над нашим народом…»

Дальше, не особенно стесняясь в выражениях, партизанский командир изложил изменнику все, что о нем думает, а в конце написал: «Сегодня ровно в 12 ночи буду в Морочном. Встречай. Иду с пехотой и артиллерией. Если после первого орудийного выстрела окажете сопротивление, Морочное будет взято с боем.