Анонимный автор - Секретный футболист. Изнанка футбольного мира Страница 2

Он звонил мне после матчей и жаловался, что ему было трудно сконцентрироваться на игре, потому что ему не давала покоя одна навязчивая идея. С тех пор у меня их уже целый список. В его характере все держать под контролем, и, бывает, я замечаю, что он не спит в четыре утра, потому что не может уснуть из-за энергетических напитков, выпитых во время матча, и что-то пишет.

Игра в футбол не давала ему заниматься другими вещами, которыми он хотел разнообразить свою жизнь. Я убеждена, что его депрессия связана именно с этим: он ненавидит, когда ему говорят, в какое время и в каком месте ему надо быть, потому что он всегда выступал против авторитета любой власти. Он из тех, кого нужно оставить в покое и позволить заниматься тем, чем они хотят и когда они того хотят. Это невероятно эгоистично с его стороны, но именно тогда он чувствует себя наиболее счастливым. Он творческая личность, а таким людям приходится трудно, когда их в чем-то искусственно ограничивают.

Когда он сказал мне, что принял решение покончить с футболом, мы решили поговорить обо всех идеях, которые он хотел реализовать, прямо как в день нашей первой встречи. Но он ясно дал понять, что прежде чем двигаться дальше, он хочет сначала разобраться со своей карьерой игрока.

После того как он начал сотрудничать с Guardian на почве анонимной колонки в газете, то сообщил мне, что Пол Джонсон и Иэн Прайор долго беседовали с ним о его внефутбольных увлечениях и интересовались его мнением на самые разные темы. Он знал, что у него было кое-что, чего они хотели, прямо как тот первый большой клуб в его карьере; разница была в том, что они звонили ему, чтобы пообщаться обо всем на свете. Особенно часто для таких бесед с ним встречался Пол.

С тех пор он стал другим человеком. Он действительно оценил по достоинству то, что его воспринимают всерьез, и хотя именно футбол свел его с новыми коллегами, он вновь поверил, что людям интересны его идеи. И что более важно, там, где речь касалась его будущего, в нем видели не просто футболиста. Потому что все всегда было гораздо сложнее.

Глава 1

Первые шаги

Когда я начал зарабатывать на жизнь игрой в футбол, я поклялся, что никогда не превращусь в одного из тех ожесточившихся ветеранов-профессионалов, собрать коллекцию из которых, казалось, на тот момент решил мой новый клуб. Они были далеки от того, чтобы давать мне какие-либо советы или вводить меня в мир игры, зато не упускали возможность ткнуть меня носом в мои ошибки или намекнуть на проявление бестактности. В те дни я и понятия не имел, что футболисты начинают тренироваться в десять утра, а заканчивают в полдень. Я помню, как болтался по раздевалке после первой тренировочной сессии, ожидая что кто-нибудь скажет мне, когда можно идти домой. Никто не сидит с тобой с книжкой инструкций «как быть футболистом» и не учит тебя спортивному этикету. Ты либо из тех, кого тренеры называют «умудренным улицей», либо, на свою беду, слишком наивен. В моем случае я был таким же сырым, как и мой футбол.

Я по-прежнему считаю, что мне невероятно повезло, потому что я никогда не проходил через клубную академию, и на то есть две причины. Во-первых, я всегда имел кучу проблем с кем бы то ни было, кто имел власть, особенно если этой властью злоупотребляли, придав своей персоне больше важности, чем было нужно на самом деле. Во-вторых, я предпочитаю играть в то, что называется «уличным футболом». Воспитанника академии легко узнать за километр, но игроки, одаренные от природы, которых практически невозможно тренировать, всегда вызывают у зрителей больше всего ярких эмоций. К примеру, Лионеля Месси и Уэйна Руни муштровать не нужно: они играют точно так же, как играли на улице, будучи десятилетними мальчишками. Разумеется, стоит принимать во внимание, что их, возможно, придется интегрировать в какую-то схему или адаптировать под стиль игры, но в целом их выступление – чистый экспромт. Я не Месси и не Руни – давайте сразу это четко проясним, – но добрую часть своей карьеры я играл так, словно мне нечего было терять. Я обожал выходить против футболистов, которым все принесли на блюдечке с голубой каемочкой, а затем уходить с поля со своей законной бутылкой шампанского, полагающейся лучшему игроку матча. Не потому что я так люблю шампанское – но у этого напитка был вкус победы, одержанной ради всех тех ребят с улицы, которые так никогда и не добрались до большой игры.

Как новичок, я незамедлительно забился в самый угол, достаточно удалившись от доминирующей группы игроков и подойдя ближе к тренеру. К сожалению, в мой первый день в качестве профессионала один скандинавский игрок, который был в числе тех самых ожесточившихся ветеранов, не одобрил мой выбор места в раздевалке и раскидал все мои вещи, пока я был на обеде. Вернувшись, я обнаружил свои пожитки разбросанными по всему коридору и душевой. Это стало для меня неожиданностью: я был убежден, что команда – это именно команда, группа людей, где все заботятся друг о друге, помогают друг другу и сражаются друг за друга. Как же я ошибался. Если и было что-то, что я усвоил, так это то, что у каждого игрока в раздевалке есть своя программа. Не имеет значения, кто из них твой ближайший друг или заклятый враг – каждый тут сам за себя. Осознание того, что многие из них играют в футбол, потому что он оплачивает их счета и позволяет заработать на кусок хлеба и, что было даже хуже, многие из них являлись никудышными футболистами, стало для меня настоящим открытием. Но в то же самое время это придало мне невероятную уверенность в собственных силах.

Ребенком я играл в футбол дни и ночи напролет – я имел привычку брать с собой мяч даже в кровать, так что по пробуждении я мог чеканить его еще перед тем, как пойти в школу. Каждый день после уроков я просматривал кассету «101 великий гол» (ту самую с Бобби Чарльтоном на обложке), вычеркивая из списка каждый удар, который мне удавалось воссоздать либо в парке, либо на заднем дворе, где стояли два идеальных каштановых дерева, обеспечивавших простор для исполнения таких же дальних ударов, как у превосходного Эмлина Хьюза из «Ливерпуля» (не могу вспомнить номер того гола, но он был моим любимым, потому что на записи можно было слышать, как Хьюз орет во всю глотку, радуясь забитому мячу).

Вот почему я хотел играть в футбол: он предлагал мне возможность урвать кусочек славы и счастья и сбежать от занудной мирской жизни, что текла в маленьком городке, где я вырос. Моей главной целью была победа на чемпионате мира. У меня был альбом со стикерами Panini за 1986 г., который мне купил отец, и я с увлечением разглядывал всех этих иностранных игроков в разноцветной форме – звезд вроде Сократеса или Раца из России, Румменигге и, конечно же, Марадоны. Этот альбом показал мне дверь в большой дивный мир, и я попался на крючок. Много лет спустя одного из моих партнеров вызвали в сборную Англии; он был первым игроком из числа моих знакомых, кто добился подобного. То был волнующий момент для всех, и мне не терпелось расспросить у него, каково это. «О, это круто, кореш, – сказал он мне. – Тебе дают 50 тысяч за одни только имиджевые права».

Я не могу выразить то, насколько счастливым делала меня игра в футбол в детстве. Иметь возможность выйти на улицу и пинать мяч целыми днями, воображая себя Иэном Рашем или Гленном Ходдлом, было лучшим ощущением в жизни. Но хотя я и был поглощен футболом, отец взялся за мое образование не только в том, что касалось его любимой игры. Узкий круг лиц, которые в курсе, что я – Секретный футболист, задавали мне один и тот же вопрос: откуда в моих колонках эти странные, иногда совсем неочевидные обороты? Ответ – из богатой отцовской коллекции литературной классики, включавшей в себя книги Шекспира, Диккенса и Джойса, а также из оригинальных виниловых пластинок великих музыкантов, вроде «Beatles», «Pink Floyd», Дилана, «The Rolling Stones» и т. д. Пока некоторые из моих друзей уезжали в отпуск на курорты, отец не думал ни о чем другом, кроме поездки на две недели в Данию, на ферму. По пути он слушал вдохновленный наркотиками рок-н-ролл, а мы читали классическую литературу, сидя на заднем сиденье. Будучи десятилеткой, я бунтовал против этого порядка, не считая его нормальным. Но я бы ни за что в жизни не изменил его.

Не то чтобы я был академиком. Недавно я нашел один из старых школьных отчетов обо мне, в котором написано: «…не слушает и упускает ключевые рекомендации, что ведет к его отставанию от класса». Последующее улучшение концентрации только подчеркнуло мою поразительную неспособность придавать хоть какое-то значение тому, что говорилось в школе. Футбол был единственным, чем я хотел заниматься: будь на дворе утро, полдень или глубокая ночь, и я был убежден, что смогу добиться успеха. Родители подстегивали меня, мотивируя делать футбольную карьеру, и каждые выходные возили меня на матчи. Я играл за лучшие местные, окружные команды, а также за команды графства и за собственную школу. Я был известен как один из талантливых игроков, которые в то время появлялись тут и там. Кое-кто из них впоследствии стал профессионалом, другие сменили футбол на уважаемую работу, а третьи, вроде меня самого, понятия не имели, что делать в этой жизни, если мечте о футбольной карьере никогда не суждено будет сбыться. И с течением времени перспектива играть на профессиональном уровне стала казаться такой же призрачной, как надежда запустить руку чуть выше внутренней стороны бедра Кейт Брукс на наших школьных уроках по науке.