Андрей Богданов - Суворов. Победитель Европы Страница 2

Все участники похода признавали, что лучшая армия Европы была побеждена Суворовым вовсе не благодаря обычной военной науке, в которой французы не уступали великому полководцу. А благодаря её сердцевине, сформированной Суворовым, которую остальная Европа ещё долго не сможет вычислить, а в русской армии многие забудут. Начиная с генералов штаба все солдаты Суворова приняли сознательное решение любой ценой разгромить врага. Полководец детально изложил им ситуацию и получил ответ:

«Отец наш Александр Васильевич! Мы видим теперь и знаем, что нам предстоит. Но ведь и ты знаешь нас… Все перенесем и не посрамим русского оружия. А если падём, то умрем со славою. Мы русские! Клянемся в том пред всесильным Богом!» – «Надеюсь! Рад! – ответил Суворов. – Помилуй Бог, мы русские! Благодарю, спасибо! Разобьем врага! И победа над ним, и победа над коварством будет! Победа! С Богом!»

Старшим генералом, отвечавшим Суворову, был прибалтийский немец Вилим Христофорович Дерфельден. Нам эти речи на военном совете в Муттенской долине передал чистокровный грузин князь Пётр Иванович Багратион. Все они, пройдя школу Суворова, искренне ощущали в себе русский дух – ту высокую духовность, значение которой полководец осознал ещё в молодости, сражаясь с пруссаками и поляками. «Одна лишь сила воли русского человека, с любовью к Отечеству и Александру Васильевичу могла перенести всю эту пагубную напасть», – утверждал Багратион.

Лучшую армию Западной Европы разгромили не отчаянно храбрые варвары, а европейские солдаты, превосходящие противника духом. Значение победы Суворова над Европой поняли тогда все смыслящие в военном деле люди. Первый из плеяды лучших революционных полководцев, Моро, говорил: «Суворов есть один из величайших генералов. Никто лучше его не умел воодушевлять войска, никто не соединял в себе в высшей степени качеств военачальника». Такого же мнения о Суворове были талантливые французские генералы Массена и Макдональд. Массена признал, что с радостью отдал бы все свои виктории за один Швейцарский поход Суворова. На другой стороне Ла-Манша «великими и блистательными подвигами» Суворова и его духовными качествами восхищался лорд Горацио Нельсон. Лично знавший полководца национальный герой США Джон Поль Джонс ставил «величайшего воина» Суворова в ряд с Александром Македонским, Ганнибалом, Цезарем, Густавом Адольфом и Фридрихом Великим.

Джонсу принадлежит едва ли не самая глубокая среди современников характеристика Александра Васильевича: «Это был один из немногих людей, встреченных мною, который всегда казался мне сегодня интереснее, чем вчера, и о котором завтра я рассчитывал – и не напрасно – открыть для себя новые, еще более восхитительные качества. Он неожиданно храбр, безгранично великодушен, обладает сверхчеловеческим умением проникать в суть вещей под маской напускной грубоватости и чудачеств… Он не только первый генерал в России, но, пожалуй, наделен всем необходимым, чтобы считаться первым в Европе».

Русским авторам, писавшим о Суворове в ещё более возвышенных выражениях, он представлялся урождённым военным гением, чем-то вроде бронзовой статуи. Великая беда всех имеющихся книг о полководце именно в том, что никто не ставил себе чёткой задачи проследить развитие его военной мысли. В самом деле – не мог же Александр Васильевич родиться со столь ясными военными взглядами или почерпнуть их в детстве из книг. Не мог – и не родился. В книге, которая лежит перед вами, мы впервые разберёмся в том, как и в каких обстоятельствах постепенно складывалась военная концепция, а затем военная философия победителя Европы.

Для этого у нас есть великолепный, абсолютно достоверный источник: рапорты, распоряжения и письма Суворова, описывающие его военные действия и, главное, ход его мысли по годам, месяцам и даже дням. В них он сам последовательно рассказывает не просто о ходе событий, а о более важном – о мотивах своих решений. Разумеется, я использую в рассказе множество других материалов, позволяющих видеть события «со стороны», в том числе с позиций противников. Но это не главное.

Самое важное свойство суворовских писем и документов в том, что через них насквозь, на протяжении десятилетий, проходит одна и та же мысль: какой урок следует извлечь офицеру и солдату из реального, тщательно анализируемого автором опыта боевых действий? Полководец всегда задавал этот вопрос себе, адресуя ответы своим современникам. Его мысли, судя по документам и результатам боёв, в XVIII в. встречали полное или частичное понимание. «Непробиваемым» оставалось лишь сознание историков, которые просто не хотели рассмотреть ход и развитие мысли Суворова так, как он вполне ясно нам изложил.

Мы с вами исправим это упущение, впервые рассмотрев развитие военной мысли Суворова с его первых шагов до величайших побед. И главным источником суворовских идей окажется Европа. Труды Цезаря, маршала Тюренна, полководцев XVIII в. Евгения Савойского и Морица Саксонского, прочитанные в детстве, приведут его на поля сражений в Пруссии и Польше. Именно тут сложится и разовьётся в стройную систему его тактика и система обучения солдат. Здесь родится его стратегия и возникнет философия военных действий, соединившая опыт европейских войн с православной русской культурой.

Многолетние турецкие войны, действия Суворова в Крыму, на Кубани, на Кавказе, в созданной им Новороссии и в Дунайских княжествах рассматривались Александром Васильевичем как частные случаи применения более широкого европейского опыта ведения войн. Именно так – вслед за Суворовым – мы и рассмотрим их, перед тем как снова вернуться в Польшу, которую полководец вновь устремился спасать. Квинтэссенцией его военной мысли стала кампания 1799 г. в Италии. А проверкой его идей на прочность – Швейцарский поход, увенчавший карьеру непобедимого полководца.

Суворов – мыслитель и даже философ: звучит необычно. Все знают его именно как человека действия. Что ж, действий в книге будет предостаточно! Но нам они интересны с той же стороны, с какой сам Суворов подходил к солдату: с точки зрения его мысли, его видения и понимания мира, развития его духа. От подчинённых полководец всегда требовал осмысленных действий – так не будем отказывать в них ему самому.

Не будет в этой книге одного – домыслов, которыми биография генералиссимуса окружена в великом изобилии. В мусорную корзину у нас вылетит огромная масса записанных и изданных в первой половине XIX в. анекдотов и «солдатских» баек о Суворове, его непонятного происхождения «изречений» (за исключением его слов, переданных верными и понимающими учениками) и море рассуждений позднейших историков.

Мне не очень понятно наполнение книг о Суворове этим мусором, если его собственные достоверные рассказы почти обо всём, что он делал, составляют очень толстый том писем и несколько таких же объёмистых томов его документов! Кроме того, признаюсь, очень трудно писать лучше, чем сам Суворов. Слово Александра Васильевича столь ёмко, мощно и талантливо, что филологи сравнивают его с пушкинским. Оно настолько сильно, что часто доходит до широкого читателя ослабленным и урезанным, до неузнаваемости искаженным.

Сравните только хрестоматийное: «глазомер, быстрота, натиск», – c подлинным изречением полководца, ставившего на первое место дух, на второе – ум, затем – дисциплину, а целью стремительного разбития неприятеля полагавшего гуманный мир:

Вот моя тактика:

отвага, мужество, проницательность, предусмотрительность, порядок, умеренность, устав, глазомер, быстрота, натиск, гуманность, умиротворение, забвение.

Слово Суворова – главный враг придуманных историками мифов о нём. Вместо туповато-прямолинейного солдафона, каковым его делает историческая легенда, перед нами предстает мудрый военачальник и добрейший, по обстоятельствам ироничный человек, понимающий, почему слава его побед вызывает у людей зависть, естественно выраженную в клевете. «Сегодня – счастье, завтра – счастье, помилуй Бог, надо же когда-нибудь и уменье!» Ирония Суворова сильна, но он никогда не опускается до уничижения противников, признавая сильные качества даже за придворными интриганами: «Для двора потребны три качества: смелость, гибкость и вероломство».

В этом изречении видна продуманная звукопись. Да – Александр Васильевич и силу смысла слова прекрасно понимал, и мощь звукового его выражения – не только в командах – тщательно пестовал. В достоверных цитатах голос Суворова, как и гул его побед, продолжает звучать сокрушительно, как Иерихонская труба. Время над ним не властно.

Не случайно враги полководца ещё при жизни пытались представить Александра Васильевича косноязычным чудаком, выражавшимся подчёркнуто простонародно. Слова его неприятели боялись не менее чем «стремглавного меча». Великолепно зная русскую и иностранную, древнюю и новую литературу, свободно изъясняясь на нескольких европейских языках, полководец пользовался словом столь же неотразимо, как оружием.