Николай Черушев - Жизнь военной элиты. За фасадом благополучия. 1918–1953 Страница 2

Пример служебных взаимоотношений начдива 25-й стрелковой В. И. Чапаева с военным комиссаром дивизии Д. А. Фурмановым относятся к годам Гражданской войны. Однако основополагающие положения этой схемы оправдавших себя отношений нашли свое отражение в руководящих документах и в последующий период.

В «Положении о комиссарах Красной Армии и Флота» (от 3 января 1922 г.) говорится:

«…6. Во всей своей деятельности, работая рука об руку с командиром, комиссар должен постоянно стремиться к повышению авторитета командира, содействуя ему во всем и памятуя, что в боевой обстановке последнему придется непосредственно руководить красноармейцами, а потому он должен пользоваться необходимым доверием их.

7. Постоянно помня, что задачей Советской власти в области военного строительства является установление единоличного командования, комиссар должен, с одной стороны, всемерно вовлекать командира, с коим связан, в сферу коммунистических идей, а с другой стороны, сам должен внимательно изучать под руководством командира военное дело, дабы с течением времени занять командную или административную должность»[3].

Таким образом, партия определила курс на единоначалие, т. е. на сужение полномочий и сферы влияния комиссаров в армии и на флоте. Отметим, что первые попытки в этом направлении были сделаны еще во время Гражданской войны. Тогда небольшому числу начальников дивизий действующей армии из числа коммунистов были предоставлены и права комиссаров. Этот первый опыт перехода к единоначалию был проведен в войсках 5-й армии, а в качестве командиров-единоначальников выступили В. К. Блюхер, Я. П. Гайлит, К. А. Нейман, В. К. Путна (соответственно начальники 51, 26, 35 и 27-й стрелковых дивизий). Однако исторические условия не позволили тогда повсеместно претворить в жизнь принцип единоначалия. Для этого требовалось создать целый комплекс предпосылок, важнейшая из которых – наличие подготовленных кадров, способных взять на себя всестороннее – военное и политическое – руководство войсками.

Как правило, на практике в большинстве случаев между командиром и комиссаром устанавливался режим мирного сосуществования, т. е. каждый отвечал за свой участок работы (по принципу «кесарю – кесарево»). Хотя бывали и случаи, когда военный комиссар вмешивался в дела, относящиеся к компетенции командира, пытаясь подменить последнего. Как это произошло в 18-й стрелковой дивизии между начдивом А. Г. Ширмахером и военкомом И. Ф. Ткачевым. Из аттестации на А. Г. Ширмахера, подписанной командиром 9-го стрелкового корпуса М. Д. Великановым: «…Не обладая твердой волей и решительностью, часто находился под влиянием лиц, его окружающих, имеющих указанные качества… Для иллюстрации укажу, что во время командования 18-й стрелковой дивизией тов. Ширмахер находился под влиянием военкома тов. Ткачева, который, обладая сильной волей, подчинил его своему влиянию…»[4]

В целях подъема политического уровня командного состава Реввоенсовет СССР в январе 1923 г. установил для командиров Красной Армии обязательный минимум политических знаний[5] Таким образом участие в политической работе с личным составом становилось частью служебной деятельности командира РККА. Довольно успешно решалась и другая задача – подъем военной квалификации политического состава. Многие политработники частей и соединений окончили различные курсы повышения квалификации (ВАК при Военной академии РККА, курсы «Выстрел» и др.), что позволило им более успешно справляться с обязанностями в современных условиях, а также послужило стимулом для перехода на командную работу (см. главу «Из политработников в командиры»).

Однако часть высшего и старшего политсостава армии возражала против перехода на полное единоначалие. Они не считали единоначалие важным принципом строительства вооруженных сил, не видели политической целесообразности его полной формы. Вот они, эти политработники, и получили название «внутриармейской оппозиции» или «белорусско-толмачевской оппозиции». Это был своего рода «бунт на корабле» – т. е. несогласие полномочных представителей партии в армии с ее генеральной линией по важнейшему вопросу военного строительства. Событие случилось не рядовое, оно было из ряда вон выходящее. А в качестве инициатора «внутриармейской оппозиции» выступили слушатели и преподаватели Курсов усовершенствования высшего политсостав при Военно-политической академии имени Н. Г. Толмачева (ВПАТ). В октябре 1927 г. они открыто высказались против единоначалия. А еще через месяц эти политработники обратились в Политуправление РККА с письмом, в котором выражали свое несогласие с проводившейся военной практикой партии. Копии этого письма были разосланы в другие военные округа, в том числе Украинский, Белорусский и др.

Позицию слушателей ВАК поддержали также многие преподаватели ВПАТ и слушатели ее основных факультетов.

На общеакадемическом партийном собрании, состоявшемся 15 марта 1928 г., с докладом о состоянии и очередных задачах партийной работы в армии выступил начальник академии Я. Л. Берман. В докладе давалась оценка командного состава РККА на тот период, подчеркивалась его неспособность к политическому руководству войсками (по сути, это было противопоставление командиров политсоставу), приводились примеры неудачного проведения в жизнь единоначалия. Собрание приняло резолюцию, многие пункты которой шли вразрез с позицией руководства партии армии. В резолюции критиковалась практика проведения в жизнь единоначалия, говорилось об отрыве командного состава от красноармейцев, о невысоком уровне политико-морального состояния РККА. Через два дня после этого собрания на совещании политсостава частей и соединений Ленинградского гарнизона была принята резолюция, в своей основе схожая с решением коммунистов ВПАТ, но только с более усиленными нападками на единоначалие и командный состав.

Попытку примирить командиров и политработников сделало 2-е Всеармейское совещание секретарей партийных ячеек (март 1928 г.), которое особо отметило, что сложные задачи, стоящие перед Красной Армией, настоятельно требуют дружной и сплоченной работы всего командного и политического состава. «Командир и политработник, – отмечалось в резолюции совещания, – обязаны в полной мере сознавать высокую политическую ответственность каждого из них за совместную дружную работу по укреплению РККА»[6].

Но погасить огонь недовольства среди высшего и старшего политсостава удалось не сразу, и прежде всего в стенах Военно-политической академии. Например, 21 апреля 1928 г. там состоялось общее партийное собрание, на котором с докладом об итогах 2-го Всеармейского совещания секретарей партийных ячеек выступил начальник Политуправления РККА А. С. Бубнов. Но даже ему, опытному организатору и трибуну, не удалось переломить обстановку в академии в лучшую сторону. Фактически всю первую половину 1928 г. в стенах ВПАТ шли жаркие дебаты между сторонниками и противниками единоначалия.

Одновременно с ВПАТ действовал и второй центр «внутриармейской оппозиции» – в Белорусском военном округе, где значительная часть высшего политсостава, состоявшая главным образом из военкомов и начальников политорганов дивизий и корпусов, с самого начала введения единоначалия отнеслась к нему отрицательно. Там 23 мая 1928 г. на совещании руководящего политсостава округа с докладом об итогах зимнего периода учебы выступил член РВС и начальник политуправления БВО М. М. Ланда, разделявший взгляды противников единоначалия. Многие участники совещания также были его противниками. Поэтому не удивительно, что такие взгляды нашли свое отражение в принятой резолюции. Данную резолюцию белорусские «оппозиционеры» разослали в другие военные округа с целью поддержки их позиции по вопросу единоначалия. Такую поддержку удалось получить у части политсостава Украинского военного округа. Не удовлетворившись устной пропагандой, М. М. Ланда и его сподвижники организовали в ряде крупных гарнизонов округа (Смоленском, Минском, Могилевском, Витебском) «провал» командиров-единоначальников на выборах в местные партийные и советские органы.

Политуправление РККА, обеспокоенное обстановкой в армии, в первую очередь в Белорусском военном округе, организовало повторное совещание руководящих политработников округа. С докладом на нем выступил А. С. Бубнов. Но, как и в Военно-политической академии, его попытки изменить настроение собравшихся, убедить их в ошибочности принятой ими «майской» резолюции успеха не имели. Тогда он пошел самым простым путем – отменил эту резолюцию, объявив ее антипартийной и недействительной.

Вопрос о «внутриармейской оппозиции» обсуждался в ЦК ВКП(б), он в течение трех дней (25–28 июня 1928 г.) был предметом дебатов на пленуме Реввоенсовета СССР, который наметил ряд мер по дальнейшему укреплению единоначалия, укреплению политико-морального состояния личного состава армии и флота. Участников «внутриармейской оппозиции» пленум РВС СССР призвал к пересмотру своих ошибочных взглядов.