Николай Черкашин - Я - подводная лодка ! Страница 2

Киреев - один из командиров Карибского кризиса. Только ходил "под Америку" не через Атлантику, а через Тихий океан - к Гавайским островам, к базе ВМС США Пирл-Харбор. Всего в тех горячих событиях принимали участие 6 советских подводных лодок: четыре ходили из Полярного, две - с Камчатки. Американцы сумели поднять три. Три сумели сохранить свою скрытность. Киреев оказался в числе неуловимой троицы. Слава богу успел кое-что записать.

Мальчишки нынешнего столетия будут плакать от зависти к ним капитанам Немо XX века. Теперь когда ещё кто пойдет в подобные дали и глуби...

Как часто мы нелюбопытны и невнимательны к тем, кто пока ещё рядом и кого мы потом с удивлением будем созерцать на портретах в энциклопедиях, в барельефах мемориальных досок... Кто из нас, молодых офицеров, служивших на 4-й эскадре дизельных подводных лодок, знал, что наш грозный начальник штаба контр-адмирал Иван Паргамон был одним из тех, кто первым стрелял ядерной торпедой под водой, кто первым испытывал на своем корабле последствия ядерных взрывов? Только в прошлом году, спустя четверть века, удалось поговорить с ним, и то накоротке.

Подводникам 50-х годов не повезло в истории. Когда они совершали свои немыслимые походы и творили невероятные дела, запускали из-под воды ракеты, ходили под лед, все их рекорды, свершения, достижения, равно как и трагедии, были покрыты мраком секретности. Потом, когда эта пелена рассеялась, рассказывать о том, что было, стало некому: тот, кто знал, все унес с собой, у этого в старческих немочах угасла память, у третьего был неплохой архив, но сгорел вместе с дачей... Вести дневники в те годы категорически запрещалось, фотографировать тоже, в письма - ни полслова о подводных делах. Не позавидуешь историкам нашего флота, которые будут изучать середину ХХ века: кружево из белых пятен поджидает их...

Печальный парадокс: судьбу офицера царского флота легче проследить по архивным материалам, нежели судьбу советского офицера. Культура военно-архивного дела до революции была несравнимо выше, чем сегодня. Никогда не забуду, как ругался начальник Гатчинского архива ВМФ СССР, когда вместо копировальной техники, которую он заказывал в своем главке, ему прислали три аппарата для уничтожения секретных бумаг. Проще уничтожить документы по акту, чем их хранить.

Вот почему так важно расспрашивать и записывать сегодня тех, кто ещё жив и может что-то рассказать об уникальной и героической жизни россиян в глубинах морей и океанов. Тысячу раз прав был Константин Симонов, когда говорил своим коллегам: "Никто не имеет права сказать, что знает войну досконально. Каждый из нас знает какую-то её частицу. Войну в целом знает народ, и народ надо расспрашивать о войне..." Надо расспрашивать народ, прежде всего флотский народ, о той беспримерной почти сорокалетней Холодной войне в Мировом океане.

Нужна экспедиция в память флота - целенаправленная, оснащенная оргтехникой, а главное, составленная из людей неравнодушных и небезразличных к истории родного флота. Таких, как капитан 2-го ранга Виктор Лавров в Архангельске и капитан 1-го ранга Игорь Кравцов в Северодвинске, капитан 1-го ранга Константин Шепотов, Владимир Фотуньянц и Александр Смирнов в Санкт-Петербурге, Владимир Верзунов в Таллинне и Андрей Лубянов в Севастополе... Такие энтузиасты есть в каждом российском городе, не обязательно морском и портовом. Беда, что каждый работает сам по себе, а нужны экспедиция, совместный поиск.

Книга, которую вы сегодня держите в руках, лишь в малой степени восполняет пробелы нашей "подводной истории". Один из её разделов посвящен секретным морским операциям времен Холодной войны. Это тот фон, на котором действовали наши подводные лодки в океане и Средиземном море более сорока лет.

В Америке уже отметили столетие своего подводного флота.

Российские же чиновники укоротили историю отечественного подводного плавания на несколько лет. Обидно. Определяя год столетнего юбилея, они исходили из царского указа о создании Учебного отряда подводного плавания в 1906 году, забыв, что первая боевая подводная лодка "Дельфин" была построена и сдана флоту в 1903 году. Уже к началу 1905 года на Дальнем Востоке был сформирован Отдельный отряд миноносцев - первое соединение подводных лодок. А 28 апреля 1905 года в бухте Преображенья, что в 70 милях от Владивостока, русские подводные лодки "Дельфин", "Сом" и "Касатка" впервые в мире вышли в атаку на японские корабли. Так почему же мы должны отмечать столетие своего подводного флота аж в 2006 году? Что это, как не казенный произвол над историей?

Будем надеяться, что жизнь сама расставит все точки над "i". Тем более что фактически в России уже начали отмечать знаменательную дату не обильными застольями, а реальными делами. Так, 4 декабря 2001 года российскому флоту была передана крейсерская подводная лодка "Гепард", сразу же ставшая рекордсменом по части бесшумности.

А 16 сентября 2001 года на берегу озера Разлив, что под Сестрорецком, моряки торжественно открыли часовню Святого Николая Чудотворца. Именно в этом озере ровно 280 лет назад было испытано первое "потаенное судно", прообраз подводной лодки, созданный подмосковным крестьянином Ефимом Никоновым. В часовне поставлены памятные доски с названиями всех погибших в ХХ веке российских и советских подводных лодок.

В Гаджиеве, на флотилии атомных подводных лодок Северного флота, прошел первый фестиваль флотских бардов. Это тоже небывалое в своем роде событие. Моряки поют, когда очень трудно. Сегодня, после гибели "Курска", очень трудно... Может быть, поэтому появились новые - прекрасные - песни о море и моряках. Вот и в название этой книги легла строчка из популярной подводницкой песни: "Я - подводная лодка!" А дальше такие слова:

Днем и ночью стучит Дизель - сердце мое стальное.

Я - подводная лодка.

Но мне без людей не прожить.

Эта книга о людях в отсеках подводных лодок и о судьбах кораблей. И посвящается она Столетию подводного флота России.

Часть первая

"КУРСК": ВСПЛЫТИЕ ПОСЛЕ СМЕРТИ

Вместо вступления

"Плывут прощальные венки, и все - терновые..."

Видяево... Годовщина гибели атомного подводного крейсера "Курск". Из фиорда Ура-губы не видно морского горизонта, его загораживают скалы, поросшие корявыми деревцами и буйными мхами... Север обрамил общее горе достойно и строго: скалы, море и чайки-плакальщицы; в меру солнца и в меру дождя.

У этого плавпирса "Курск" чаще всего стоял с норда, с северного борта плавучего причала. Теперь здесь щемящая пустота, а с зюйда, с другой стороны, ошвартован его однотипный собрат - атомный подводный крейсер с крылатыми ракетами "Воронеж". Точно так же год назад стоял здесь "Курск", гороподобно высясь над водой и пирсом, подставив черное шаровидное лбище заполярному солнцу. Сейчас, в годовщину гибели "Курска", за глыбой рубки замер в парадном строю экипаж "Воронежа" - точь-в-точь как на том снимке, что облетел весь мир, - живая гребенка одношереножного строя, подводная сотня, атомная рать. Некоторые офицеры, мичманы и матросы этого корабля оказались навечно прикомандированы к экипажу "Курска", многие служили когда-то на нем, как нынешний командир - старпомом или нынешний инженер-механик - командиром БЧ-5. Им сегодня труднее, чем другим морякам, потому что они каждодневно и ежечасно живут в ауре скорбной памяти боевых товарищей, которая поджидает их в каждом отсеке, на каждой перекладинке входного трапа... Но они живут и служат за двоих - за себя и за тех парней, которых поминала в тот день вся страна. На всем флоте - от Камчатки до Полярного, от Балтийска до Севастополя были приспущены флаги. Северный флот встал в Видяеве прощальным парадом на предпричальном плацу. Сюда прибыли подразделения от всех родов его войск - и от эскадры надводных кораблей, и от морской пехоты, повоевавшей в Чечне, и от морской авиации; прибыли почетные караулы от пограничников Арктики, от ПВО Заполярья.