Александр Крон - Офицер флота Страница 2

кипятильника выстроились в очередь жители дома. Они

жмутся к огню, чтобы согреться. Здесь же двое

моряков: главный старшина Туляков - солидный,

неторопливый, манера мягко-повелительная, и совсем

молодой краснофлотец Граница - сильный,

по-мальчишески грубоватый. Они чинят кран.

Т у л я к о в. Так. По идее теперь не должен брызгать. (Пускает воду.) Все нормально. Граница!

Г р а н и ц а. Есть.

Т у л я к о в. Наберете ведро и давайте живо на лодку.

Г р а н и ц а. Есть, старшина.

Т у л я к о в. Теперь - граждане население! Кто желает кипятку, подставляйте тару. Только нормально, соблюдая порядочек, и проход чтоб не загораживать...

Г р а н и ц а. Эй, гражданин! Вы, вы! С ведрами - отставить! На речку, что ли, пришли?

Т у л я к о в. Ладно, товарищ Граница. Лишнего не говорите. Извиняюсь, гражданин, поменьше-то лагунка у вас не найдется?

Г о л о с а. Безобразие!

- Не давать ему!

- Да этот известный, что вы с ним разговариваете!

- И как только совести хватает!..

Н и к о л а й  Э р а с т о в и ч (тонкое, еще недавно холеное лицо, блеющий голос). Да, у меня хватает. Представьте себе - у меня хватает. Вы, гражданка, здоровы как бык и можете брать воду из проруби, а я... а я физически не могу. У меня общее депрессивное состояние.

Г о л о с а. Работать - так он больной!

- А еще интеллигентный человек!

- Стыдно!

Н и к о л а й  Э р а с т о в и ч. Нет, мне ни капельки не стыдно. Ни чуточки. Какой вздор! Почему мне должно быть стыдно? Мой организм получает недостаточное питание... Я биологически вынужден к борьбе за существование! Товарищ краснофлотец, позвольте пожилому человеку... Я вам заплачу.

Г р а н и ц а. Здесь не лавочка, кажется. (Яростно.) Куда?! Отработай назад, депрессивный...

Т у л я к о в. Граница, повоздержитесь!

Г р а н и ц а. Есть.

Т у л я к о в. Задевать не надо. Объясните спокойно, нормально, деликатно...

Г р а н и ц а. Есть, деликатно... (Николаю Эрастовичу, шепотом.) Отойди, а то ошпарю.

Г о л о с а. Бригадирша идет!

- Сейчас она его возьмет в шоры!..

Ю л и я  А н т о н о в н а (седая, величественного вида женщина в пенсне. Противогаз, на руке повязка бригадира). Что такое? Ну, конечно. Раз тут Николай Эрастович, то и спрашивать нечего. Здравствуйте, голубчик! Вы почему вчера не явились на пост по тревоге? Только не врите.

Н и к о л а й  Э р а с т о в и ч. Во-первых...

Ю л и я  А н т о н о в н а. Во-первых, надо здороваться. Еще недавно вы лезли целовать ручку. Быстро же вы линяете! Посмотрите на себя. Какой-то бабий платок, кацавейка, перьями оброс...

Н и к о л а й  Э р а с т о в и ч. Юлия Антоновна!

Ю л и я  А н т о н о в н а. Что - Юлия Антоновна? Вы - скверный трусишка. (Пошла и остановилась.) И передайте своей Тамаре: мне на нее жалуются соседи. В три часа ночи патефон, какие-то гусарские пирушки. Что ей так весело?

Н и к о л а й  Э р а с т о в и ч. Это меня не касается. Мы с ней разошлись - это все отлично знают.

Ю л и я  А н т о н о в н а. Скажите ей, чтоб угомонилась, а то будет иметь дело со мной.

Х у д о ж н и к (везет на саночках ведро. Высокий, прямой, очень красивый старик в дохе. Шея повязана башлыком). Здравствуйте, Юлия Антоновна. Милая женщина, все воюете?

Ю л и я  А н т о н о в н а. Здравствуйте, гений! Как это вы решились спуститься с высот духа на нашу грешную землю? (Мягче.) Ну? Как ваше здоровье, сокровище?

Х у д о ж н и к. Да вот, как видите... Отлично. Путешествовал на Иордань и... очень удачно. И я почти не утомлен. Вообще, давайте условимся: я совершенно здоровый человек.

Ю л и я  А н т о н о в н а. Двадцать лет это говорю.

Х у д о ж н и к. Теперь мне самому кажется, что мое существование до сих пор было каким-то... удивительно нелепым. Почему меня не пускали гулять? Плохая погода. Допустим. Плохая погода не бывает круглый год. Ко мне не пускали людей, которые мне нравились. Теперь я живу, как все: хожу по улицам, встречаюсь с людьми... Наконец, я работаю! Раньше мне разрешали писать только два часа в день. Какая чепуха! Так нельзя работать. Ничего нельзя сделать порядочного.

Ю л и я  А н т о н о в н а. Я и говорю - божество. Здорового мужика посадили под стеклянный колпак. Натоплено, как в бане, кругом гомеопаты, приживалки, избранные, преданные... Ах, Иван Константинович, сквозняк! Ах, Ивана Константиновича нельзя волновать... Тьфу! Не могу вам выразить, до чего вы мне были противны.

Х у д о ж н и к. Ну, вот уж и резкости. Прошу прощения... (Поднял кверху глаза, прислушивается.)

Музыка замолкла. Женский голос, приглушенный

расстоянием, произносит несколько фраз: вероятно,

объявляет об окончании концерта и анонсирует

следующую передачу.

Ю л и я  А н т о н о в н а. Что такое? Вам нехорошо?

Х у д о ж н и к (улыбается). Напротив. Я очень рад. Катя сегодня свободна и ночует дома. Отлично.

Ю л и я  А н т о н о в н а. Откуда вы знаете?

Х у д о ж н и к (хитро). О, это моя маленькая тайна. Я всегда знаю, когда она придет.

Ю л и я  А н т о н о в н а. Начинается! Тень на ясный день. Терпеть не могу мистики.

Х у д о ж н и к. Не сердитесь, милая женщина. Я вам сознаюсь. Теперь у нас нет телефона, и мы с Катюшей составили маленький заговор. Вы слышали, она сказала: "Передача окончена". Достаточно - я знаю: она придет. Тут вся штука в интонации. Ловко? Только вы, пожалуйста, нас не выдавайте. У них на Радио ужасные строгости - еще нагорит нам... (Заторопился.)

Т у л я к о в. Товарищ художник!

Х у д о ж н и к. Вы - меня?

Т у л я к о в (приблизился). Так точно. Разрешите к нам обратиться.

Х у д о ж н и к. То есть, как это?.. А-а! Вы хотите со мной поговорить? Ну да, конечно, пожалуйста...

Т у л я к о в (смущаясь). Такой вопрос: вы, значит, но специальности являетесь художник?

Х у д о ж н и к. Совершенно верно.

Т у л я к о в. Ясно. Так вот у нас на лодке такой спор вышел: одни говорят, что вы якобы однофамилец...

Х у д о ж н и к. Позвольте?..

Т у л я к о в. Минуточку... А вот я им как раз и заявляю, что вы именно есть тот самый... ну, знаменитый... вот, что в Русском музее...

Х у д о ж н и к. В Русском музее? Да, там есть мое... Много моих гуашей, масло...

Т у л я к о в (радостно). Факт, значит? Разрешите... (Отнял у художника чайник, выплеснул воду и подставил под кран кипятильника.) Вот, пожалуйста. Может, чайку попьете. И еще разрешите узнать: вы давно здесь проживаете?

Х у д о ж н и к. Да, много лет. Пожалуй, больше сорока.

Т у л я к о в. Так. И еще, извиняюсь, такой вопрос: почему вы не эвакуированный?

Х у д о ж н и к. Почему? Видите ли, это не так легко объяснить. Когда сживаешься с этой цветовой гаммой, сорок лет пишешь эти восходы и закаты, становишься почти неодолимым от пейзажа. Вы меня не совсем понимаете? Короче говоря, вероятно, я слишком петербуржец.