Игорь Оболенский - Русский след Коко Шанель Страница 2

«Я пишу от руки, — рассказывала мадам Шарль-Ру. — Сейчас, наверное, так уже никто и не пишет. Но для меня важно чувствовать карандаш между указательным и средним пальцем. Я работаю по 14 часов каждый день. С 10-минутными перерывами для того, чтобы немного пройтись.

Книгу о Шанель я писала три года. Сейчас мой герой — Зиновий Пешков. Удивительная личность — родной брат Якова Свердлова, приемный сын Максима Горького, генерал армии Франции. При этом он пробовал себя на сцене Художественного театра и был оценен самим Станиславским. Но у него такая трагичная судьба! Каждый раз, когда я возвращаюсь к письменному столу, я словно погружаюсь в омут отчаяния. Я работаю над этой книгой уже больше года и понимаю, что мне понадобится еще минимум три года.

У меня есть фотография Зиновия Пешкова. Вон она стоит, посмотрите. Для меня очень важно видеть фотографии героев, о которых я пишу. Меня это очень вдохновляет. Каким красивым был Зиновий, да?

У него в Советской России осталась дочь. Потом она приезжала во Францию, приходила ко мне. Говорила, что хочет остаться в Париже. Но я спросила у нее, есть ли ей на что здесь жить. Ведь жизнь во Франции не так проста, как может показаться со стороны. И дочь Пешкова вернулась в СССР. Там она, кажется, работала учительницей. И когда потом ее приглашали во Францию, она уже сама отказалась…

Я хочу попросить вас перевести одно слово с русского языка. Я ни в одном словаре не могу найти перевод. Сейчас, я принесу бумагу, на которой я его выписала….Вот оно — «ПРО — СВЕ — СЧЕ — НИЕ». Что это такое?»

Официант в белой рубашке и синей шелковой жилетке переменил блюда. Хозяйка вновь предложила выпить шампанского — в этот раз за успех моей новой книги. И продолжила свои воспоминания.

«Сама я писателем стала исключительно благодаря Луи Арагону и его жене Эльзе Триоле. Они жили неподалеку от меня, в чудесном доме на улице Варенн.

Я всегда мечтала писать. Но дело в том, что я работала в одном глупом и довольно пустом издании — журнал Vogue называется. Его хозяевами были американцы, а так как моя первая книга была антиамериканская по духу, то не могло идти и речи о том, чтобы ее опубликовать.

А потом так получилось, что после 16 лет редакторства, меня из «Вога» уволили. А я параллельно с работой редактором постоянно писала. И моя книга «Забудь Палермо» была на тот момент закончена. И с одной стороны, уже никто не мог помешать мне ее напечатать. А с другой, никто не выражал желания это сделать. И тогда на помощь пришел Луи Арагон. Он принялся так активно защищать мою книгу, что она, в конце концов, была опубликована. И принесла мне Гонкуровскую премию.

Луи Арагон и Эльза Триоле были чудесными людьми. Луи — знаменитый французский поэт. А Эльза — сестра Лили Брик, музы Владимира Маяковского. Вообще, свой первый рассказ Эльза написала в 7 лет и показала его Максиму Горькому, который сразу сказал, что Эльза должна быть писателем. Но по-настоящему она стала им лишь после того, как вышла замуж за Арагона. Тот любил работать по утрам. И Эльза тоже стала писать. Они просыпались и работали, не покидая постели».

Конечно, я не мог не завести тему о знакомстве моей собеседницы с мадемуазель Шанель. Тем более, что с собой у меня была книга о ней.

«У меня сейчас вышел очередной перевод книги о Шанель. Кажется, это русский язык. Нет? А какой? Греческий? Надо же. А я не могла понять, что это за язык. Мне только не нравится фотография Коко, которую они поместили на обложке. Шанель вовсе не была такой мягкой дамой, какой она изображена на этой знаменитой фотографии (Шанель сидит вполоборота и перебирает в руках длинную нить жемчуга. — Примеч. И.О.). Она была довольно жестким человеком. Который всегда знает, чего он хочет, и умеет этого добиться.

У нее ведь была весьма сложная жизнь, со взлетами и падениями. Но все рано Шанель каждый раз умела выстоять и вновь подняться на вершину. Хотя абсолютно счастливой ее, конечно же, называть никак нельзя. Она была очень одинока. И страдала из-за этого.

У нее были, разумеется, друзья. Знаменитая Мисия Серт, например. Там была удивительная история с Мисей, ее бывшим мужем Хосе Мария и грузинкой Русудан. Вы пишете о ней? Как замечательно! Шанель, кстати, тоже общалась с Русудан. Но потом они умерли, и Коко осталась одна.

Одним из ее близких друзей был танцовщик Серж Лифарь. Их познакомил Сергей Дягилев. Вместе с Борисом Кохно, последним фаворитом Дягилева, Лифарь находился в гостиничном номере в Венеции, когда Дягилева не стало. Кохно и Лифарь, едва Дягилев навсегда закрыл глаза, бросились на его еще теплое тело. Шанель говорила, что они напоминали молодых волков, которые немедленно принялись делить добычу.

Вообще, это была удивительная группа эмигрантов из России, которые оказали колоссальное влияние на культуру Франции. Стравинский, Баланчин… Почему-то до сего времени никто не догадался написать об этом отдельную книгу. Я вам очень советую за нее взяться».

Как я мог не прислушаться к совету самой мадам? Тем более, что в скором времени прозвучал второй звонок из прошлого, заставивший меня быть более настойчивым в своих исследованиях.

После памятного обеда в доме Шарль-Ру минуло время. У меня уже был собран достаточный материал для книги об эмигрантах из бывшей Российской империи, сумевших в Париже заявить о себе. Правда, не о каждой героине удавалось найти достаточно сведений — о ком-то информация была почти на уровне штриха.

В тот раз я был в гостях у своего парижского знакомого Марка Остье. Книга была, как мне казалось, закончена. И я с упоением рассказывал Марку о ее героинях, с особым воодушевлением говоря о леди Детердинг, главу о которой только закончил. Сетовал только на то, как мало сведений о ней мне удалось раздобыть.

В середине моего монолога Остье попросил дать ему пару минут, и скрылся в кабинете. Вернулся с визитной карточкой в руках — на ней были координаты племянницы леди Детердинг, одного из самых таинственных персонажей моего исследования.

Знаменитая светская львица, жена владельца нефтяной империи Shell, подруга членов императорского дома Романовых и звезд Голливуда, она была ярчайшей женщиной XX столетия. Даже в возрасте восьмидесяти лет она заставляла говорить о себе — молодой поклонник ради нее оставил саму Грету Гарбо.

Оказалось, Марк и племянница леди, мадам Александра, были хорошими друзьями. И потому уже вечером я разговаривал с ближайшим потомком леди Детердинг, крупицы информации о которой до этого собирал в архивах и интервью с друзьями друзей.

Правда, наш первый диалог состоялся по телефону. Мадам Александра сказала, что утром уезжает из Парижа и встретиться никак не может. Но после того, как я назвал ей несколько имен, которые появляются на страницах книги, она неожиданно согласилась изменить свои планы и пригласила меня в гости.