Анри Труайя - Николай Гоголь Страница 2

В ту пору ей не исполнилось еще и четырнадцати лет, а Василию Афанасьевичу было уже двадцать семь, и он окончательно перебрался жить в Васильевку. Однажды он отважился спросить ее, любит ли она его. Растерявшись, она, сама не осознавая почему, ответила ему, что любит его точно так же, как и весь остальной окружающий мир, и тут же быстро удалилась из зала, оставив его в полной растерянности. Совсем расстроенный, Василий Афанасьевич поделился об этом разговоре с ее теткой Анной Матвеевной, рассказав ей о постигшем его разочаровании, а также о дальнейших своих планах. Энергичная женщина без промедления взялась урегулировать эту проблему. Она уверила Василия Афанасьевича, что Мария совсем к нему не равнодушна. В подтверждение тому она заметила, что, как только он уезжал куда-либо, бедняжка не находила себе места и пребывала в меланхолии. Мария еще так молода и сторонится мужчин, уверяла она его, но со временем станет замечательной супругой. Приободрив молодого человека, Анна Матвеевна, принялась обрабатывать свою племянницу. Все, что нашлась ответить бедная девочка в свою защиту, это сказать, что если она выйдет замуж, то растеряет своих подружек. Услышав этот детский довод, тетка в три слова поставила точку в их дискуссии. Обескураженная и обласканная, совсем еще юная девочка неожиданно обрела в своем сердце возлюбленного. Родители, искушенные в подобных делах, тут же дали свое согласие и благословили их брак. Вскоре Мария вместе со всеми подключилась к предсвадебной суете. «Мой жених приезжал достаточно часто, – писала Мария Ивановна. – Когда ему не удавалось прийти, он писал мне письма. Не вскрывая их, я отдавала отцу. Прочитав письма, папа улыбался и говорил: „Видно, что он начитался много романов!“ И в самом деле, эти письма были наполнены нежными выражениями. Мой отец мне диктовал ответы на них. Я всегда носила с собой все послания моего жениха».[3]

Свадьба состоялась в доме тети в Яресках. Однако сразу после одного дня празднования молодой муж вынужден был уехать к себе домой, так как, по общему мнению родителей, Мария Ивановна была еще слишком юной для того, чтобы оставаться наедине с мужчиной. Посовещавшись, они решили, что через год будет видно… Супруга согласилась на разлуку с послушанием, супруг – с отчаянием. Но уже к исходу месяца и один, и другая были так несчастны друг без друга, что растроганные родители согласились изменить свое решение.

Утопая в слезах, благословениях и советах Мария Ивановна села в повозку, которая увезла ее в Васильевку. Спустя час она была в своем новом доме. Отец и мать Василия Афанасьевича ждали невестку на пороге с традиционным хлебом и солью. «Они приняли меня как своего собственного ребенка, – писала Мария Ивановна. – Моя сноха одевала меня по своему собственному вкусу, в старинные платья, сохранившиеся со времен ее молодости. Мой муж не хотел, чтобы я возобновила свою учебу. Он не говорил на иностранных языках, кроме латинского, и не хотел, чтобы я стала более образованной, чем он. Мы всегда вместе читали книги только на русском языке, когда нам выдавалось свободное время и когда мы оставались одни. Но это случалось не часто. Я никогда не посещала собраний, не была на балах, находя свое счастье только в семейном кругу. Мы не расставались ни на один день. И когда он выезжал с инспекционной поездкой по своим угодьям, он брал меня с собой в коляску. И если я была вынуждена оставаться дома, я испытывала страх за него, мне казалось, что больше я его никогда не увижу».[4]

Василий Афанасьевич имел привычку возвращаться домой раньше установленного срока, чтобы хоть как-то сократить жене время его ожидания. В единственный раз, когда он возвратился домой с небольшим запозданием, она так сильно переволновалась, что заболела лихорадкой и была вынуждена слечь в постель на несколько дней. Однако на эти неразумные волнения наслаивались и более очевидные причины для беспокойства. Хозяйство в Васильевке, несмотря на богатую и плодородную почву этой местности, не в состоянии было обеспечить достаточным продовольствием все свое население.

Фруктовые деревья прогибались под тяжестью груш, слив и вишни; поля приносили богатый урожай обильной и золотой пшеницы; стада коров паслись на лугах, поросших сочной травой. Но, подсчитав свою бухгалтерию, Василий Афанасьевич всякий раз обнаруживал, что расходы превосходят все поступления. В растерянности от состояния дел им предпринимались попытки организовывать Васильевские ярмарки, на которых продавалось спиртное или же деньги просто одалживались у благодушных соседей с тем, чтобы выйти из затруднительного положения и лучше подготовиться к предстоящему сезону.

Мария Ивановна, которая еще только вчера играла в куклы, сегодня уже вовсю занималась домашними делами, распекала прислугу и восхищала мужа своей значимостью и красотой. Очень быстро из вежливой и скованной девочки она превратилась в белокожую молодую даму, с черными глазами, смотревшими из-под густых и изогнутых ресниц, правильными чертами лица, четко вырисованным ртом и решительными жестами. Рождение одного за другим двух мертворожденных детей в течение первых лет замужества основательно истрепало ее нервы. Вновь забеременев, она с беспокойством воспринимала все свои малейшие недомогания.

На этот раз она не хотела рожать дома. На семейном совете было решено, что она отправится в Сорочинск, маленький близлежащий городок, где лекарскими делами заправлял известный во всей округе врач Михаил Трахимовский. Роды прошли в небольшой комнате с глинобитным полом во флигеле для приезжих больных. 20 марта 1809 года она произвела на свет мальчика Николая. В Сорочинском церковном журнале регистрации под 25 номером произведена запись о его рождении и крещении.[5]

Придя в себя, Мария Ивановна, сначала очень переживавшая за исход родов, тут же обеспокоилась здоровьем своего сына. Он выглядел хилым, бледным, болезненным. И она все время опасалась его потерять. Это смутная тревога была навеяна двумя дорого стоившими ей исходами предыдущих попыток. В ее сознании он вдруг представал перед ней то умершим, то гением, покоряющим своим талантом весь мир. Для того чтобы избежать опасности его утраты, она задумала построить в Васильевке церковь. Исполнитель этого проекта согласился даже на отсрочку оплаты за свою работу. С целью сбора средств на строительство церкви были проданы семейные драгоценности, заказаны богато украшенные покровы, однако здоровье маленького Николая все никак не улучшалось. Он перенес нервный кризис и с трудом дышал. Кроме того, врач определил у него и золотуху. Его бледный цвет лица всегда чуть окрашивался на солнце или во время игры. Из ушей подтекал гной. Сто раз на дню Мария Ивановна дотрагивалась до него рукой, чтобы удостовериться, жарко ему или холодно, часто пеленала его, укутывала, обнимала, крестила лобик. Ребенок рос в атмосфере безоговорочного обожания, превращаясь в некого домашнего идола. На его исключительное положение в семье не повлияло ни рождение его сестры Марии в 1811 году, ни – его брата Ивана в 1812 году. Он был старшим и имел у окружавших его родственников свои сокровенные позиции. Все в доме вращалось вокруг него и было подчинено его интересам.