Об искусстве и жизни. Разговоры между делом - Ирина Александровна Антонова Страница 2

Мы смотрели каждую готовую программу, и Ирине Александровне нравились наши посиделки, когда дело уже сделано и можно расслабиться. Если позволяло время, она заказывала нам перекус, и мы разговаривали. Я любила, когда это было вечером, Ирина Александровна не торопилась и расспрашивала меня о делах. Она довольно пристально следила за моей жизнью. Давала советы, когда я стала водить машину, подсказывала удачные маршруты по центру. Ей было интересно, что я смотрю, чем увлекаюсь. Делилась она со мной своей фонотекой, приносила книги почитать. Мне нравилось, когда она мне звонила просто так, по какому-то не связанному с нашей работой вопросу. И меня искренне поражало, как Ирина Александровна отвечала по телефону, мгновенно включаясь в разговор. Сколько раз я была свидетелем того, как она терпеливо объясняла часы работы музея, какая идет выставка или еще какие-то подобные вещи, и если чего-то не знала, то спокойно говорила, что звонивший попал в кабинет директора и лучше перезвонить по такому-то номеру. Нет, она не была супертерпелива, но в таких ситуациях было видно, что она и правда хозяйка музея, она не работает там, а служит ему, и каждый вопрос по музею — это вопрос к ней лично. Меня эта преданность до сих пор восхищает. Так мы и общались, обговаривая, что снимать, что посмотреть, например, в Греции, куда лучше поехать отдыхать, а также обсуждая книги, фильмы и многое другое.

На съемках Ирина Александровна прислушивалась к моим советам. В какой-то степени ей нравились мои указания — как сесть, куда смотреть, как лучше начать передачу. Неизменные споры у нас вызывало только упоминание спонсоров выставок, имена которых нельзя было произносить в передаче, потому что это становилось рекламой. Она понимала законы телевидения, но всегда сердилась и упрямо говорила, что она должна сказать, «а вы уж там потом все, что нельзя, вырежете». Поначалу Ирина Александровна робела камеры, и это было очень видно, но потом привыкла, стала вести себя свободно, научилась брать интервью и даже руководить разговором с несколькими участниками, не забывая, что это передача, а не конференция, и зрителю важно, что он видит, а не только о чем ему рассказывают.

Я вполне музейный человек, но мои знания об искусстве не были систематическими, и работа с Ириной Александровной, стала, что называется, моими университетами. Конечно, я узнавала массу новых имен, сведений об уже знакомых мастерах, но, самое главное, я училась смотреть, училась понимать, почему и как тот или иной мастер работал, училась видеть пересечения в искусстве. И это тоже одна из тем этой книги.

Все материалы этой книги записаны с января 2002 года по октябрь 2022-го. Часть записей сделаны к передачам, и они звучат собраннее, серьезнее и академичнее, часть — разговоры именно «между делом», и они, конечно, так и читаются. Записи очень разнородные, потому что делались в разное время и в разных обстоятельствах, в разном состоянии Ирины Александровны, в разном ее настроении и расположении духа. Иногда Ирина Александровна вспоминала эпизоды своей жизни, о которых я расспрашивала, вспоминала людей, а иногда сама предлагала темы для разговора, тогда я подхватывала предложенное ею. Вы увидите, что иногда она рассказывала, явно сердясь, а где-то посмеивалась над былым.

В этой книге два голоса: основной текст — прямая речь Ирины Александровны, а курсив — мои комментарии.

Мария Николаева

Разговоры между делом

О семье и юности

Мой отец был первым советским директором питерского Обуховского машиностроительного завода. Отец бывал на выступлениях Ленина и верил в идеи. Так же как и я верила, когда вступала в комсомол и в партию. На мой взгляд, только очень недалекие, недобросовестные люди могут считать, что Октябрьская революция — это, как сейчас говорят, переворот. Нельзя сделать переворот в масштабах такой страны, как Россия. Это не переворот, это одно из главных событий XX столетия, которое влияет на нашу историю, да и на историю всего мира, вплоть до сегодняшнего дня. Другой вопрос, как мы оцениваем результаты. То, что это было предопределено и случилось не просто потому, что кто-то где-то кому-то чего-то не сказал или сказал не вовремя, вышел на площадь, подошел к Авроре и выстрелил из пушки — все это, конечно, глупости, это не исторический подход. Октябрьская революция — такое же закономерное историческое явление, как английская революция XVII века, как французские революции конца XVIII века и XIX столетия. Так же случилась и русская революция. Их же было несколько: в 1905 году, Февральская революция 1917 года и Октябрьская, и не одна из них не была случайной. Все были исторически закономерны. И делались эти революции людьми убежденными, знающими, что они делают и за что они борются. Почитайте огромные материалы первых съездов — они у нас, кстати, есть дома до сих пор. На протяжении моего детства и юности к нам из Питера часто