Александр Бубнов - В Ставке Верховного Главнокомандующего Страница 2

В довершение всего и активное членство Бубнова в Русском научном институте в Белграде продолжало отнимать некоторую часть свободного времени.

Следует заметить, что мемуары адмирала, увидевшие свет уже в новых общемировых исторических условиях, во многом задумывались автором как отчет о прожитой эпохе, но не претендовали на полную объективность и приемлемость всеми читателями его взглядов и убеждений.

Вышедшие в свет в ту пору, когда самому Бубнову было уже за семьдесят, они предполагали долю правдивости в преддверии Высшего суда, ожидавшего автора за гробом, но даже с учетом этого фактора далеко не все в эмиграции посчитали, что Бубнов оказался беспристрастен, даже стоя перед лицом Вечности.

После выхода книги многие современники даже успели попенять автору, что после отречения Государя адмирал Бубнов не только не оставил службы, как того требовал долг верноподданного, но продолжил служить масонскому Временному правительству, за что 8 июля 1917 г. произведен в контр-адмиралы.

Вскоре после публикации мемуаров Бубнова в Соединенных Штатах на соседнем континенте, в аргентинской восьмиполосной газете «Наша страна», одним из ее рецензентов были едко подмечены весьма сомнительные высказывания автора, характеризующие его отношение к правящей династии и к воинскому долгу как таковому. Рецензентом было недвусмысленно указано и на готовность автора принять участие в перевороте, замышлявшемся генерал-адъютантом М.В. Алексеевым, начальником штаба Верховного Главнокомандующего, и рядом других военных и статских должностных лиц.

Для иллюстрации позволим себе привести здесь лишь небольшой отрывок из обширной рецензии автора:

«…Чины Ставки жили и… другими… интересами, которые сплачивали их всех в ненависти к Царю. Это ясно видно из следующего признания адмирала Бубнова: «Не успели мы окончательно разместиться в Могилеве, как нас точно громом поразила весть о смене Великого Князя (Николая Николаевича. — О.Г.) и принятия Государем Императором должности верховного Главнокомандующего. Мы все, проникнутые безграничной преданностью Великому Князю… были этим совершенно подавлены…» И далее следует весьма любопытное признание. «В душах многих зародился, во имя блага России, глубокий протест, и, пожелай Великий Князь принять в этот момент какое-либо крайнее решение, мы все, а также и Армия, последовали бы за ним…»

Будущие историки поблагодарят адмирала Бубнова за это откровенное признание, что чины Верховной Ставки готовы пойти на измену присяге и на государственный переворот во время войны по первому слову Великого Князя Николая Николаевича. «Атмосфера возвышенных чувств» оказывалась явной атмосферой измены воинской присяги в военное время национальному вождю страны»[1].

Разумеется, как и многие заговорщики, явные и скрытые, проявившие себя в постановке государева отречения в марте 1917 г., вскоре после падения монархии получили превосходную возможность оценить результаты собственных интриг на собственном опыте. Не стал исключением, правда, в самой минимальной степени и сам адмирал Бубнов.

После 25 октября 1917 г. он не только поспешил подать в отставку, словно бы предвидя грядущие ужасы большевизма, но и, памятуя о кровавых расправах над офицерами и адмиралами в Гельсингфорсе и Кронштадте в мартовские дни 1917 г., поспешил поскорее покинуть пределы России, направившись в республиканскую Францию.

Пребывая в Париже, в конце 1918 г. адмирал был вновь востребован для службы, на этот раз верховным правителем России адмиралом А.В. Колчаком, и даже включен заочно в состав русской делегации на Версальской мирной конференции, возглавляемой бывшим министром иностранных дел империи С.Д. Сазоновым.

Как известно, делегация эта, стараниями победивших держав, не была даже допущена на конференцию, и адмирал в числе прочих ненадолго вернулся в Россию, поступив в распоряжение Главнокомандующего ВСЮР генерала Деникина.

В ту пору Добровольческий флот начинал понемногу восстанавливаться, и 3 мая 1919 г., после прибытия остатков русской Черноморской эскадры из Севастополя в Новороссийск, Бубнов был назначен начальником дивизиона миноносцев, а в конце лета того же года получил пост начальника штаба командующего белым Черноморским флотом вице-адмирала Дмитрия Всеволодовича Ненюкова (1869–1929).

Впрочем, эта служба под началом адмирала Ненюкова оказалась для Бубнова весьма краткосрочной. 8 февраля 1920 г. он был уволен генералом Деникиным за поддержку кандидатуры генерала Врангеля на место командовавшего в Крыму генерала Шиллинга, и тем самым его участие в Гражданской войне в России окончилось.

В эмиграции, до начала 2-й мировой войны, он проживал в Дубровнике, а после войны — в городе Кранье, в Словении.

Бубнов был одним из последних, но все же еще далеко не последним из чинов императорского и добровольческого флотов, окончивших свои дни на чужбине.

Если верить утверждениям энтузиастов-любителей тематики русского морского зарубежья, сочинивших немало больших и малых очерков по теме в конце XX — начале XXI века, последним из офицеров российского Императорского флота стал лейтенант Алексей Владимирович Цытович выпуска Морского корпуса 1913 г., окончивший свои дни в 1983 г. в Лондоне…

Последним офицером Белого флота стал мичман Сергей Сергеевич Аксаков 1920 г. выпуска русского Морского корпуса в Бизерте, скончавшийся в 1987-м в Буэнос-Айресе.

И, наконец, 15 лет тому назад, в Сиэтле скончался лейтенант Николай Семенович Запорожцев, выпускник 1917 г. Школы мичманов военного времени.

Поколение русских морских офицеров, служивших под Андреевским флагом империи, ушло в вечное плавание… Наступило время их воспоминаний[2].

1 марта 2008 года

О.Г. Гончаренко, исследователь и публицист, доктор исторических наук

Предисловие

Два органа верховной власти стояли во главе России во время 1-й мировой войны: правительство и верховное командование вооруженными силами, взаимоотношения которых были лишь весьма неполно и неопределенно установлены введенным наспех с началом войны «Положением о полевом управлении войск в военное время», каковое к началу войны не было еще окончательно разработано.

На этот недостаток «Положения» сознательно закрывали глаза, полагая, что единство действий этих двух органов верховной власти будет в полной мере обеспечено личностью царя, так как предполагалось, что в случае большой войны он будет совмещать обе должности: главы государства и Верховного Главнокомандующего вооруженными силами.