Анри Труайя - Оноре де Бальзак Страница 2

В Сен-Сире-сюр-Луар он обрел крышу над головой и грудь, готовую его вскормить. Год спустя к нему присоединилась сестра Лора, родившаяся 29 сентября 1800 года. Чета, приютившая их, состояла из грубияна-мужа и простушки-жены. Обоих малыши интересовали лишь постольку, поскольку приносили несколько су в месяц. Пребывание в чужом доме сплотило детей: они вместе ели, играли, спали, мечтали, их поцелуи заменяли материнскую ласку, которой они были лишены. Достаточно было одной улыбки сестры, чтобы развеять все мелкие горести Оноре. Лора жаловалась на ушиб, и он проходил, стоило брату обнять ее. Будучи уже Лорой Сюрвиль, она вспоминала, что Оноре обычно принимал на себя наказание, дабы избавить от выговора сестру. Эта почти кровосмесительная нежность в возрасте погремушек и кукол способствовала раннему пробуждению мальчика к жизни, питала его жажду женской ласки. Ему хотелось любить и быть любимым.

Родителей же нимало не заботило состояние душ их отпрысков: отец продолжал свою блестящую карьеру администратора, мать занималась «связями с общественностью» – приятельствовала с представительницами самых знатных семей города.

Восемнадцатого апреля 1802 года у Бальзаков родилась еще одна девочка – Лоранс-Софи, во время ее крещения к фамилии была добавлена благородная частица «де». На следующий год Лоре и Оноре позволили вернуться в лоно семьи.

Бальзаки наслаждались достатком и всеобщим уважением. Пользуясь покровительством префекта де Поммерёля, Бернар-Франсуа был назначен попечителем богоугодных заведений в Туре, затем помощником мэра. В качестве наглядного подтверждения собственной значимости куплен был особняк с конюшнями и садом на улице Индр-э-Луар и ферма Сен-Лазар. Чуткий к политическим взглядам Первого Консула, только что ставшего Императором и провозгласившего после революционного антиклерикализма возврат к почитанию религии, Бернар-Франсуа не устает демонстрировать разумную набожность и поддержку нового режима, столь удачно соединяющего военные и клерикальные круги, армию и церковь. Его супруга непринужденно порхает в салонах, и ему остается лишь умело воспользоваться этим, чтобы продолжить продвижение по служебной лестнице. Когда в 1802 году в Туре была открыта подписка в пользу создававшегося лицея, вклад «гражданина Бальзака» составил тысячу триста франков – больше, чем префекта и архиепископа. Благодаря такой щедрости Бернар-Франсуа прослыл человеком благонадежным, а госпожа Бальзак – женщиной, идущей в ногу с веком.

В их салоне не переводились местные знаменитости. Чтобы дети не мешали во время многолюдных приемов, их удалили на третий этаж, снабдив гувернанткой, мадемуазель Делаэ, созданием строгим, старательным, несговорчивым, воспринимавшим свои обязанности чересчур всерьез. Каждое утро под ее предводительством малыши отправлялись здороваться с матерью, та же сцена повторялась перед сном – они желали ей спокойной ночи. Церемония проходила при ледяном молчании родительницы. Когда ребятишки приближались к ней, казалось, она знает все о малейших их провинностях. Стояли перед ней, дрожа, в ожидании выговора. Достаточно было холодного взгляда Шарлотты-Лоры, чтобы захотелось провалиться сквозь землю. Оказавшись в своей постели, Оноре чувствовал себя таким одиноким, словно был сиротой.

Единственным его развлечением в эти унылые годы без любви были визиты в Париж, к бабушке и дедушке по материнской линии. Саламбье жили в квартале Марэ. Они осыпали внука поцелуями и подарками и даже позволяли играть со сторожевым псом Мушем. Возвратившись к родному очагу после проявлений столь горячей привязанности, Оноре ощущал себя еще более несчастным: отец вовсе не интересовался им, мать едва замечала, когда он вдруг попадался ей на глаза, лицо ее каменело. Родители принадлежали к недоступному миру взрослых, их жизнь протекала на первом этаже особняка, где особой гордостью супругов были парадные комнаты. Здесь принимали гостей, болтали о пустяках, сплетничали, рассуждали, шутили, вызывали восхищение окружающих. В центре гостиной, стены которой украшены были резной деревянной обшивкой в стиле Людовика XVI и мраморным камином с зеркалом, стояла изысканно одетая Шарлотта-Лора и обменивалась любезностями с приглашенными. Приподнятое настроение, вызывающая улыбка, она то сдержанна, то колка. Мужчины считали ее хорошенькой и умненькой, женщины упрекали в излишней роскоши туалета и желании пускать пыль в глаза.

Среди завсегдатаев салона Бальзаков был бежавший из Испании Фердинанд Эредиа, граф де Прадо Кастеллане. Его постоянное присутствие подле Шарлотты-Лоры заставляло многих думать, что он ее любовник, заменивший вышедшего из употребления мужа. Но он был лишь преданным ее слугой, забавлявшим разговорами, исполнявшим поручения и ничего не получавшим взамен. Более правдоподобной кажется связь госпожи Бальзак с другим другом дома: Жан-Франсуа де Маргонн, двумя годами моложе ее, был женат, супруга его была некрасива, предана мужу. Он влюбился в Шарлотту-Лору с первого взгляда и пользовался столь явным расположением этой прелестной особы, что невозможно было устоять. Та, со своей стороны, была не слишком щепетильна, а Бернар-Франсуа закрывал на все глаза, полагая, что в его годы надо быть терпимым к сердечным вольностям своей молодой половины, тем более что приличия соблюдены.

Некоторое время спустя смущенная Шарлотта-Лора объявила, что вновь беременна. Еще одному ребенку в доме радовались, как и появившимся раньше законным. Знал ли Оноре, что скоро у него появится братик или сестренка? Подозревал ли в неверности мать? Позже сомнений не будет, в 1848 году он признается в этом в письме к госпоже Ганской. Пока же переживает происходящее, никак его не осмысливая. Впрочем, ничто не изменилось в жизни детей. Мальчик продолжал занятия в пансионе Ле Гэ, куда его определили родители, по классу чтения. Хотя нет, кое-что в доме все-таки пошло по-иному: вечерами отец или мать читали детям Библию, по воскресеньям семья ходила в церковь, где имела собственные места. Религиозность шла рука об руку с респектабельностью, об этом не забывала госпожа Бальзак, ожидавшая ребенка вовсе не от своего законного супруга: когда занимаешь определенное положение в обществе, необходимо регулярно появляться в церкви.

Роды приближались, и мать решила, что будет лучше удалить Оноре. В июне 1807 года его забрали из пансиона и отправили в более отдаленный Вандомский коллеж. Поступление отмечено следующей записью: «Оноре Бальзак (частичку „де“ писец опустил), восемь лет и пять месяцев, переболел оспой без последствий, характер сангвинический, возбудим, отличается горячностью. Поступил в пансион 22 июня 1807 года. Обращаться к господину Бальзаку, отцу, в Тур».