Николай Бестужев - Дневник путешествия от Читы Страница 2

Н. А. Бестужев

ДНЕВНИК ПУТЕШЕСТВИЯ НАШЕГО ИЗ ЧИТЫ[4]

1830

Чита. Мы разделены были на две партии; первая должна была идти под начальством плац-майора, а вторая под личным надзором самого коменданта[5]. Все мы разделились по юртам, т. е. по пяткам, число людей, могущее вместиться в юрте; я был в пятке с братом, Торсоном, Розеном и Громницким[6]. На каждых двух человек назначалась подвода для поклажи скарбу под предлогом хворым, а т. п. разрешили иметь свои повозки. — Мы просились во вторую партию.

Августа 7. Поутру в ненастную погоду выступила первая партия. — Все остальные наши товарищи из прочих 2-х казематов были переведены к нам, в большой каземат.

9-го. Поутру в 9-м часу выступили и мы. Взвод солдат впереди и сзади, по бокам цепь солдат и конных казаков окружали нас. Народ толпился у ворот каземата. — Все плакали, прощаясь с нами и наделяли желаниями на дорогу[7]. — Я решился идти пешком, не смотря на дождь и слякоть, которые, как казалось, в самом начале хотели испытать мою решительность[8]. — Комендант нас обогнал, чтобы переправить через Читу, до коей 4 версты. — Я любовался проворством ловких бурят, переправлявших нас. — Дождь не переставал. — Холодно. Переправясь, мы пошли скоро.

Чита скрылась, мы вышли на Ингоду, оставив за собой вправе Кинонское озеро. Прекрасные виды!

Остановились в юртах при деревне Черной. — Для нас назначалось 7 юрт, 8-я для офицера. Для коменданта поодаль[9] — еще для караульных солдат. Етот трудной переход в такую погоду нас измучил — все думали только о спокойствии — я тоже — даже забыл полюбоваться природою, на которую я в первой раз мог взглянуть не через железные решетки тюрьмы. — Но впрочем и не на что было любоваться. Природа была угрюма. Я спал как мертвой.

10-е. Переход до станции Домно-Ключевской (20 верст, 13 дворов). Близ самого станка встретили нас буряты, посланные тайшею и перевозили на лошадях через топкое место. — Везде мостки, пастилки. Какая заботливость, чтоб мы не промочили ножки. Это было для нас забавно[10].

11 числа. Дневка, дождь, — скука и досада, что нельзя полюбоваться видами. — Юрты наши; промокают. — Но мы — все люди мастеровые — мы кое-как нашли средство избавиться беспокойств на ночь. — В других юртах были смешные сцены. — Редкой проспал без омовения.

11-е. Дневка. Дождь — в юртах сыро и холодно. — Доброй Смолянинов приходил прощаться с нами. Три предмета только заставляют меня жалеть о Чите: живописные окрестности, прекрасный климат и доброй Смолянинов[11]! О климате я говорю сравнительно с Петровским.

12-е. Переход до станции Ширихонской (    верст 23 двора). Чертовские дороги! — По колено в грязи, по камням в проливной дождь, мы переходили Яблоновой хребет. На самой вершине у креста мы сделали привал. Спустившись с хребта — дождь перестал. Получили газеты.

13-е. Переход до деревни и станции Шакшинской (15½ верст 6 юрт). Погода переставала хмуриться. Но дорога — одна грязь. Любовался Шакшинским озером. — Юрты нашли на сыром месте. — Но зато вечер нам улыбнулся[12]. — Какая ночь!

14-е. Дневка. В таком походе трудно читать что-либо сурьезное. Усталость, сон и беспрестанное развлечение не слишком хорошие союзники головным занятиям — и потому я взял Скриба. И в самом деле, я не мог выбрать лучшей книги в подобных обстоятельствах. — Душа и сердце мое были настроены к поэзии. Прекрасные картины природы, беспременно сменяющие одни других, новые лица, новая природа, новые звуки языка, — тень свободы хотя для одних взоров. Ночи совершенно театральные, на ночлегах наших все, все увеличивало удовольствие чтения его милого, цветистого, разнообразного картинами театра.

Шум и развлечение меня окружающими придавало большие прелести чтению. Я думал, что я в театре.

15-е. Переход до станции Кондинской (32 версты 15 юрт). Сильной, холодной ветер, но мы сделали переход весьма коро с одним привалом. — В левой руке у нас осталось озеро Иргень, но мы его не видели. — Легли опять при дожде[13].

16-е. Дневка. Что за доброй народ эти буряты[14]! — Я бóльшую часть времени провожу с ними в распросах и разговорах. Некоторые хорошо говорят по русски, с другими я кое-как объясняюсь помощию составленного мною словаря. Это их удивляет. — Они мне рассказывали свои сказки, две или три я списал при помощи переводчика, но потерял — жалко. Там было много оригинального китайского остроумия — монгольских сказок почти совсем нет. — Песни их ужасно глупы. — Как мы забавлялись их удивлением, с которым они смотрели на нас! — Им так много натолковали про нас их заседатели, исправники и тайши (которые, в свою очередь, тоже бог знает какое имели о нас понятие), такие строгие отдавали приказания, что бедные эти мартышки в человеческом образе воображали нас с хвостами и крыльями подобно драконам (это их собственные слова) и каждую минуту думали, что мы улетим в хахирхай. — Как забавно было видеть их изумление, не видя в нас ни змей, ни чертей, а веселых и добрых малых, которые их кормили и поили до отвалу, смеялись с ними, шутили и даже говорили по ихнему. — Бедные! — Приди мы несколько позже и может быть половина из них перемерли бы с голоду. — Боясь опоздать, местное начальство распорядилось юртами почти за целой месяц и эти несчастные за 200 и 400 верст брели высланные без куска хлеба, и из страху, чтоб они не разбежались, их не пускали шагу от юрт. — О tempores!.. [sic]

17-е. [Переход] до станции Вершиноудинской (32 версты 15 юрт). Выступили в 7 часов: дорога трудная, грязная, но не смотря на все это шли скоро и в 3 часа были уже на месте. — С половины дороги пошел дождь — я измок и прозяб. — В юртах в первый раз разложили огни[15]. — Мы тотчас устроили из дерна особливую печку для того, чтобы дым не расходясь по юрте выносило в хахирхай (круглая дыра сверху юрты). У нас все было славно устроено. — Дорожной погребец, где было помещено все нужное; складной стол, такие же стулья, койки и прочие вещи в минуту были собраны и мы располагались в юрте, как нельзя покойнее.

Наш хозяин Розен кормил нас не роскошно, но славно. С ним мы только на дневках проводили около суток, в прочие дни он раздавал обед, тот же час отправлялся вперед, для того, чтобы на другой день, к прибытию нашему в юрты, приготовить обед.