Станислав Хабаров - С высоты птичьего полета Страница 2

Организм мой болезненно переносит атмосферу кондиционеров. И тогда, пребывая сутками в искусственном климате ЦУПа, я охрип, осип и совсем лишился голоса, что мешало радиопереговорам и давало пищу незлобному юмору космонавтов и цуповского персонала, потому что переговоры, как правило, транслируются на весь Центр.

Накануне важных событий две комнаты Центра играют определяющую роль: в одной, попросторнее, вершится стратегия долгосрочного планирования, в другой верстается детальный суточный план. В зале работали женщины. Одна из них, очень молодая, с пуком поднятых над красивой шеей волос особенно бросалась в глаза. Была она в ЦУПе кем-то вроде стажера, потому что вместе с эксплуатируемой станцией «Салют» летала уже в космосе станция «Мир» и в Центре готовились к новой работе.

Увы, человек лишен непосредственного ощущения времени. По сумме внешних примет мы с удивлением отмечаем, как много уже прошло, и милые девушки, ступившие в ЦУП со студенческой скамьи, были подобной приметой времени. Все то, что до недавнего времени казалось способностью выдающегося ума, особой собранности, обширных конкретных знаний, теперь оказалось в руках молодого специалиста – профессионала. Другим путь сюда был извилист. Они выходили из проектантов или телеметристов или летописцев бортовой документации. И вот профессия от студенческого порога ступила в ЦУП.

Была в этом самом стажере особая прелесть молодости, что горько волнует минуя. Она по-особому звонила, входила с бумагами в руках, ждала подходящего момента вмешаться в разговор. Улыбка её, непроизвольное внимание с долей равнодушия, как будто она при всем при этом, и этажом выше, и смотрит на все с участием, но с высоты. Ну словом, то, что её выгодно отличало и что назвал бы я, не находя более точного слова, парижским шармом. Отчего парижским?

«Почти каждому просвещенному человеку, – писал Паустовский, – не лишенному воображения, жизнь готовит встречу с Парижем. Иногда эта встреча случается, иногда нет. Всё зависит от того, как кому повезет. Но даже если встреча не состоялась и человек умер, не повидав Парижа, то все равно он уже, наверное, побывал здесь в своем представлении или в своих снах хотя бы несколько раз».

А может и правда, в ней было что-то врожденное французское? Ведь жизнь посложней порой выдумок романиста, а у Булгакова в «Мастере и Маргарите» москвичка с Садового кольца оказалась внучкой французского короля.

Итак, джокондовская улыбка в подмосковном Центре управления полетами. (Хотя сравнение с Джокондой не красит. По словам Аполлинера, Джоконда стала общим местом в искусстве.) А может, она объявилась у нас зовом несбывшегося. У Грина, помните: «Мы оглядываемся, стараясь понять, откуда прилетел зов… Между тем время проходит, и мы плывем мимо высоких туманных берегов несбывшегося, толкуя о делах дня».

Как-то в разговоре с главным редактором телевизионного объединения «Экран» Леонидом Антоновичем Дмитриевым мы коснулись космической темы, и он сказал, что задумай он космический фильм, то показал бы работу «винтика», лучше «гаечки» (в последнее время достается в прессе этим «винтикам»), задействованной в управлении полетом, безвестной девушки, на хрупких плечах которой часть ноши полета, и как достается ей по делу, и как она готовит документы, и всю этапность их согласований и ответственность рекомендаций, и ответы на вопросы, разбор кабалистики телеметрии и связь с бортом. И так весь фильм. А в конце его камера поднимается, и видно, сколько их в зале управления «винтиков-гаечек», скрепляющих полет. Такою экранной фигурой по-моему могла стать Ирина Чебаевская (да пусть читатель простит мне это отступление).

Но вот эксперимент позади. В субботу в комнате долгосрочного планирования нет обычного столпотворения. Мне нужно было запланировать включение аппаратуры, установленной снаружи станции. Чтобы её включали и после моего отъезда, не нарушая сложного цикла включения, потому что раз нарушив его, можно было потерять всё. Включения мешали прочим работам, накладывались на сон космонавтов, что вызывало раздражение планирующих.

Суббота остается субботой. Лишних в этот день в Центре не было. Смена планирования работала при включенном телевизоре, только в сеансе связи переключаясь на служебный канал, и в тот момент, помнится, передавали концерт. Выступала детская «поп-группа» Раймонда Паулса. Все смотрели и улыбались. Веселила всех маленькая солистка четырех-пяти лет, певшая, потешно поворачиваясь, про дедушку и бабушку, которые «снова жених и невеста». И тут до меня окончательно дошло, что завтра я уже буду не здесь, а в Париже, впервые по-настоящему за границей, участвуя в работе, к которой я волей случая недавно был подключен, и захотелось чего-то необычного, по-французски остроумного, таинственного, как похождения «девицы и шевалье де Бомон» или мистификации Николая Бурбаки.

– Ирина, – сказал я дежурившей Чебаевской, – вы обязаны мне помочь.

Она сразу не поняла и, оставаясь в рамках привычной работы, ответила:

– Вы думаете, я по «Салюту», а я по «Миру». Смены «Мира» уже контролировали его полет. – Нет, я не это имел в виду.

Разговор наш был вовсе необязательный. Теперь, когда выход в открытый космос оказался позади, предстоящий выход в Европу хотелось украсить, как обставляют впервые полученную квартиру, и среди прочих «люстр и торшеров» оказался и этот разговор.

– Мы проведем телепатический сеанс Москва – Париж, возможно с Эйфелевой башни (я еще плохо разбирался в топонимике Парижа) или откуда-нибудь ещё.

И мы условились, что в понедельник, ровно в 12 по-московскому, когда Ирина будет собираться на смену в Центр, мы проведем «пятиминутку» Москва – Париж по мысленным каналам.

Но это завтра, а пока летим. Париж, оказывается, неподалеку, всего каких-то три с половиною часа полета. На свою родину – Дальний Восток я, например, лечу около десяти часов.

Накануне из ЦУПа я заскочил в московско-дзержинский универмаг и купил себе новый серый костюм. В моем представлении летом именно в таком виде я должен был появиться в Париже. В аэропорт мы явились как на подбор: в серых костюмах, рубашки с галстуками и только опытный «Рейнеке Фукс» – Володя Зиновьев был в тенниске по погоде, но мы-то знали, что в багаже его, в рыжем чемодане, летит с нами володин серый костюм.

Делегация наша неоправданно велика, ведь всё в ней есть, как положено. Возглавляет ее представитель Главкосмоса, в составе и руководство Интеркосмоса, и даже дочка заведующего отделом ЦК КПСС.

Соседи по креслу рассматривают карту Парижа. На ней, словно согласно идее Общеевропейского дома, есть площадь Европы с улицами Вены, Рима, Мадрида, Лондона, Константинополя, Ленинграда, пересекаемая улицей Москвы. На северо-востоке Парижа имеется площадь Сталинграда, на юго-западе бульвар Сталинграда, по центру на север тянется Севастопольский бульвар. Приятно встретить на карте родные названия, но по какому поводу? В канадском городе Галифаксе мы прочитали «Севастополь» над входом в центральный сквер. Оказалось, здесь было кладбище, где захоронены канадцы, участвовавшие в осаде Севастополя в Крымской войне.