Владимир Сядро - Династия Романовых Страница 20

Если первое обстоятельство действительно имело место (сам Петр признавал, что «несносен» жене), то в отношении интимной связи с любвеобильной немкой у некоторых историков возникают сомнения. В частности, Ф. Гримберг пишет: «Кукуйская слобода, конечно, не столь обширный край, но никаких следов знакомства, а тем более интимной связи Петра с Анной Монс в период его семейной жизни мы не имеем.

Один за другим рождаются в царской семье дети. С 1695 по 1698 год Петр в постоянных разъездах. Два Азовских похода, важная заграничная поездка – Голландия, Англия, Вена. Петр знакомится с Европой, Европа знакомится с Петром, знакомится с династией Романовых, которой предстоит сыграть значительную роль в европейской истории. С женой Петр переписывается. Ни поддержки, ни ободрения она, конечно, ему не выражает в своих письмах. Более того, оставленная на столь длительный срок молодая женщина все более делается в полной мере “человеком своего клана”. С Анной Монс Петр не переписывается. Вернее всего, у них еще нет никаких отношений. Мог ли он вступить с ней в близкие отношения в короткий промежуток, когда после Азова приехал в Москву и весной 1697 года вновь уехал за границу, в Европу? Переписки с Анной и на этот раз нет. Начинается между ними переписка, только когда царь отправляется в новый Азовский поход (1698—1699). С этого момента возможно говорить точно о близких отношениях Петра с Анной Монс».

Таким образом, становится очевидным, что разлад царя с Евдокией вовсе не связан с его интимной связью в Немецкой слободе. Так что, как отмечает Ф. Гримберг, «обвинять Анну в крушении семейной жизни Петра с его первой супругой было бы нелогично, просто даже исходя из хронологии». Следовательно, в основе неприязни между царственными супругами лежало что-то другое, более существенное, приведшее в конечном итоге к ссылке царицы в суздальский Покровский монастырь. Вряд ли причиной тому могла послужить простая бабья глупость Евдокии, о которой писал Петр. Ведь подобная ссылка царицы была отнюдь не внутрисемейным, а государственным делом. Так почему же она была сослана?

Если следовать хронологии событий, то можно увидеть, что эта ссылка по времени связана с последним выступлением стрельцов в пользу Софьи. Но столкновения и конфликты с представителями клана Лопухиных начались у Петра еще до первого Азовского похода. Поскольку царь отказался от «клановой практики» и окружил себя новыми «служилыми» людьми, родственники Евдокии, не видя для себя возможности возвышения при своей ставленнице на троне, стали поддерживать не Петра, а Софью. Видимо, царица тоже заняла позицию своих родичей, и именно это царь считал проявлением ее глупости. Но в дальнейшем от этой глупости не останется и следа, и, как пишет Ф. Гримберг, «уже в деле царевича Алексея Лопухина действует совершенно четко и осознанно: цель ее – престол».

Несмотря на то что его ранний союз с Евдокией Лопухиной оказался неудачным, цель, поставленная Натальей Кирилловной, была достигнута – у молодого царя появился наследник. Однако спустя некоторое время династическая проблема возникла вновь. Теперь она была связана не столько с потомством, оставленным Иваном V, сколько с рождением детей во втором браке Петра с Мартой (Еленой?) Скавронской, получившей при крещении в православие имя Екатерины. У царевича Алексея появились соперники в собственной семье. По мнению многих современных историков, именно это обстоятельство сыграло роковую роль в конфронтации сына с отцом и привело в конечном итоге к гибели 28-летнего наследника престола. Чтобы разобраться в правомерности такой версии, необходимо обратиться к фактам, касающимся так называемого «дела царевича Алексея».

Загадочное «дело царевича Алексея»

Романовская концепция русской истории представляет царевича Алексея человеком чрезвычайно набожным, суеверным, «ревнителем старины», выросшим в страхе и недоверии к деспотичному отцу и являющимся его полным антагонистом. В соответствии с ней полностью подавленный волей своего великого родителя, в глубине души он ненавидел не только его самого, но и проводимые им в государстве реформы. В то же время сам будущий наследник большой империи вряд ли смог бы самостоятельно управлять ею: он испытывал отвращение к государственным делам, не питал никакого интереса ни к армии, ни к политике, ни к дипломатии. Все это обуславливало пристальное внимание к Алексею со стороны противников Петра, старавшихся использовать безвольного юношу в своих целях, толкнуть его на открытое выступление против отца. Став игрушкой в их руках, царевич якобы занялся подготовкой заговора, целью которого было свержение Петра I.

Хотя многое в этом историческом портрете Алексея соответствует действительности, есть в обстоятельствах его короткой и нелепой жизни и немало неясного. Вот что пишет об этом Ф. Гримберг: «До сих пор остается загадкой так называемое “дело царевича Алексея”. Мы достаточно легковерно относимся к версии об Алексее – “защитнике старины”. Но все же попытаемся понять, кто был Алексей Петрович и что с ним произошло. Хотя, если честно признаться, понять это непросто, да, пожалуй, что и невозможно». Сохранившиеся письма и другие документы, написанные царевичем, мало могут в этом помочь: уж очень он был скрытен и не всегда правдив. «Смысл некоторых писем Алексея не удается уяснить и сейчас, – писал в книге о Петре I профессор Н. И. Павленко. – Однако встречающиеся в них приписки “чтоб сие было тайно” или “как мочно тайно делать” свидетельствуют о стремлении скрыть от посторонних глаз и, прежде всего от отца, как собственные поступки, так и действия своей “компании”. Особенно плотным покровом тайны он окутывал свои связи с матерью и ее родственниками». По словам этого же историка, «переписываясь с духовником, царевич прибегал либо к шифру, либо к условному языку, понятному лишь его корреспонденту». И все-таки постараемся выяснить хотя бы некоторые детали жизни наследника престола, которые могли бы повлиять на столь драматическое решение династической проблемы Романовых.

Первые сомнения в правомерности версии об Алексее как о «защитнике старины» возникают уже при ознакомлении с основами его обучения и воспитания. По словам Н. И. Павленко, «первые годы жизни царевич проводил на половине матери, находясь под полным духовным влиянием этой ограниченной женщины и ее окружения, состоявшего из монахов, попов, карлиц и карликов, кликуш». Сам Алексей вспоминал: «Со младенчества моего несколько лет жил с мамою и с девками, где ничему иному не обучался, кроме избных забав». Поскольку «двор царицы жил иными интересами, в ином ритме, он довольствовался слухами, уязвлявшими самолюбие супруги», поступки Петра, «не укладывавшиеся в рамки традиционных представлений о царском поведении во дворце и за его пределами», там осуждали. Вполне естественно, что в такой враждебной по отношению к отцу атмосфере у мальчика сформировалась непреодолимая неприязнь к нему, с годами только усиливающаяся. Указывая на негативную роль, которую в этом сыграло окружение наследника, Н. И. Павленко писал: «Позже царевич признавался, что друзья все “больше отводили меня от отца моего и утешали вышеупомянутыми забавами и мало-помалу не только дела воинские и прочие от отца моего дела, но и самая его особа зело мне омерзела, и для того всегда желал быть в отлучении”».

С изъянами воспитания наследника все вроде бы понятно. Но упоминаемые им «избные забавы» детства вряд ли можно отнести к той «старине», защитником которой 28-летний Алексей якобы являлся. А никакой другой «старины» в его взрослой жизни и не было, ибо после заточения Евдокии в монастырь воспитанием десятилетнего царевича стала руководить сестра Петра, Наталья Алексеевна, бывшая его горячей сторонницей во всех преобразованиях. С этого времени меняется и программа его образования: после начального обучения чтению и письму по часослову теперь его учат арифметике и иностранным языкам (юноша свободно владел немецким и отчасти французским языками), а с 1709 года в течение трех лет обучают за границей геометрии, политическим делам (основам дипломатии?) и фортификации. Таким образом, можно заключить, что российский наследник получил европейское образование. И хотя, как он сам писал, обучение это было ему «зело противно и чинил то с великою леностию», преимущество в столь длительном пребывании вдали от России он, видимо, находил в европейском образе жизни и свободе от поручений отца. Никакой тоски по родным местам и своим близким царевич не испытывал. Единственным по-настоящему близким ему человеком был его старый духовник Яков Игнатьевич. Подтверждением тому могут служить строки из его письма к нему, отправленного из Варшавы в 1711 году. В нем Алексей сообщал, что в случае, если духовник умрет, «то уж мне весьма в Российское государство не желательно возвращение». Весьма любопытный факт, ибо свидетельствует о том, что еще задолго до своего бегства в Европу царевич высказывал мысль о возможности своего невозвращения в Россию.