Николай Борисов - Иван III Страница 20

ГЛАВА 2 Вокруг колыбели

Как могут двое поладить, если один подозревает другого, а тот, в свою очередь, его презирает?

Мятеж галичан нанес тяжелый удар по престижу Москвы как политического центра всей Северо-Восточной Руси. Однако Юрий Звенигородский и его сыновья лишь усугубили те трудности, с которыми столкнулось московское «собирание Руси» в первой трети XV века. Московские земли были опустошены нашествием Едигея в 1408 году; они вновь обезлюдели из-за «великого мора» в последние годы правления Василия I. Близкое соседство могущественной Литвы стало постоянным соблазном для всех недовольных московским первенством. Наконец, существовала проблема харизматического лидера — любимого героя Средневековья. Москве в этот период явно не хватало нового Дмитрия Донского, храброго и удачливого, умевшего где лаской, а где и плахой смирить кичливую знать, способного зажечь толпу своей кипучей энергией и несокрушимой верой. И хотя внутренние распри в Литве и Орде в 1430-е годы на время избавили Москву от угрозы новых нашествий, — необходимость «подтянуть вожжи» и укрепить авторитет великого князя Владимирского была очевидна.

Важнейшей сферой политической борьбы издавна являлась борьба вокруг митрополичьей кафедры. Сильнейшие правители Руси стремились провести на высшую ступень церковной иерархии своего человека. На избрание того или иного кандидата часто оказывали влияние Литва и Орда. Константинопольский патриарх принимал окончательное решение лишь после тщательного учета всех «плюсов» и «минусов» каждого из кандидатов.

После кончины митрополита Фотия 2 июля 1431 года москвичи, по некоторым сведениям, безуспешно пытались провести на кафедру своего кандидата — рязанского епископа Иону (44, 89). Главой Православной Церкви в Литве стал Герасим — ставленник великого князя Литовского Свидригайло, занимавший прежде смоленскую епископскую кафедру. О его приезде на Русь в 1434 году псковская летопись сообщает в следующих примечательных словах: «Того же лета Герасим владыка, на осень, приеха из Царя-града от патриярха поставлен митрополитом на Рускую землю, и приеха в Смоленск. А на Москву не поеха, зане князи руския воюются и секутся о княжении великом на Рускои земли» (40, 42). Последнее объяснение выглядит малоубедительно: во-первых, литовские князья «воевали и секлись» в те годы ничуть не меньше, чем московские, а во-вторых, Герасим как архипастырь обязан был выступить в роли миротворца, как это обычно делал его предшественник, митрополит Фотий. Единственной веской причиной, по которой Герасим не ехал в Северо-Восточную Русь, могло быть лишь то, что в Москве его считали митрополитом Литовским, то есть раскольником, не имевшим здесь никаких канонических прав.

(Существует мнение, что в Москве в те годы мало интересовались церковными делами, не проявляли инициативы и готовы были принять любого, кого присылали из Константинополя. Даже возвращение Исидора из Италии в новом качестве митрополита-униата было встречено в Москве с полным равнодушием (115, 104–107). В основе этих представлений лежит достаточно спорная и субъективная трактовка источников.)

Карьера литовского митрополита Герасима была недолгой. Великое княжество Литовское страдало тогда от столь же губительной внутренней смуты, что и Северо-Восточная Русь. Против великого князя Свидригайло выступил его двоюродный брат Сигизмунд. Соперничество Гедиминовичей было окрашено средневековой жестокостью. Заподозрив митрополита Герасима в какой-то «измене», Свидригайло в июне 1435 года приказал сжечь его на костре. Такого еще не знала история Русской Церкви…

Главой всей Русской Церкви в Константинополе был назначен грек Исидор — ревностный сторонник соединения православной и католической церкви. Ценой церковной унии греки надеялись получить военную помощь от католических государей. Обстановка требовала срочных и чрезвычайных мер: турки-османы стояли уже у самых ворот Константинополя.

Митрополит Исидор торжественно въехал в Москву 2 апреля 1437 года — во вторник на Святой неделе. Спустя всего пять месяцев он отправился в сопровождении большой свиты из духовных лиц на церковный собор в Италию. Вернулся Исидор в Москву только 19 марта 1441 года. Но через несколько дней митрополит-униат по приказу великого князя Василия II был взят под стражу. Вскоре ему дали возможность бежать из Москвы, а затем и из русских земель. Таким образом в период с 1431 по 1448 год (когда собором русских епископов был поставлен первый автокефальный митрополит Иона) русские земли вообще не имели высшей церковной власти — важного фактора политической стабильности. А между тем молодой великий князь Василий II, как никто другой, нуждался в мудрых советах старца-митрополита. Его собственные решения часто отмечены были печатью поспешности и недальновидности. Одним из таких решений стал закончившийся катастрофой «белевский поход» московского войска…

Примирившись с галицкими братьями Юрьевичами, Василий II на следующий год решил на деле испытать их лояльность. Поводом для этого стала война против ордынского «царя» Улу-Мухаммеда. Низложенный своим дядей и соперником ханом Сеид-Ахмедом, внук грозного Тохтамыша с небольшим отрядом осенью 1437 года обосновался в верховьях Оки. Местные «верховские» князья находились в двойной вассальной зависимости: от Литвы и от Москвы. Вторжение татар в их владения не представляло особой опасности для Москвы. Однако Василий II все же собрал большое войско и послал его против Улу-Мухаммеда. Между тем именно этот хан в 1432 году решил спор между Василием II и Юрием Звенигородским в пользу Василия. Теперь московский князь предпочитал об этом не вспоминать…

Руководство кампанией было поручено Дмитрию Шемяке и Дмитрию Красному. Трудно понять, почему великий князь доверил Юрьевичам свою армию, а сам остался дома. Возможно, он решил повторить ситуацию 1399 года, когда Василий I в ответ на враждебные действия ордынских «царевичей» на восточных границах своих владений послал Юрия Звенигородского во главе московского войска воевать земли волжских болгар. Тогда поход принес москвичам славу и богатую добычу. Но теперь все сложилось по-иному…

Летописи по-разному описывают обстоятельства военной катастрофы, получившей у современников название «Белевщины». Однако в целом московские летописцы в один голос объясняют поражение нерадивостью и самонадеянностью князей Юрьевичей. Еще по дороге к Белеву они позволяли своим воинам грабить те земли, через которые пролегал их путь. Устрашенный многочисленностью подступившей к Белеву московской рати, хан готов был признать себя вассалом Москвы и в знак покорности послать своих сыновей в заложники к Василию П. Однако Юрьевичи отвергли эти заманчивые предложения. В ответ небольшой татарский отряд рано утром 5 декабря 1437 года скрытно приблизился к русскому стану и стремительной атакой наголову разгромил московское войско. Ходил слух, что один из русских военачальников, мценский воевода Григорий Протасьев, тайно сносился с татарами и способствовал их победе (27, 240). (Два года спустя он был пойман и по приказу Василия II ослеплен.)